Рассказывая о династии купцов Баташовых, Ирина Грачева делает интересные замечания по поводу построенной в Гусе Железном на средства Андрея Андреевича Баташова Предтеченского храма, имеющего много общего с Можайским Новоникольским собором. Роднит их не только псевдоготическая архитектура, но и упорные слухи о масонской сути построек. Поэтому мы посчитали нужным поместить отрывок из книги Грачевой на сайте "Можайское историческое общество".
Мощная торгово-промышленная баташовская корпорация просуществовала недолго. Ее расшатали и бунты заводских рабочих, и особенно раздел собственности после смерти Андрея Андреевича, когда оттесненные им другие наследники добились восстановления своих прав. Памятниками былому могуществу Баташовых в Гусе остались дошедшие до наших дней усадебный дом и внушительный Троицкий собор. Характерно, что Андрей Родионович, возведя громадный, роскошный усадебный комплекс, вполне довольствовался скромным деревянным храмом во имя Иоанна Предтечи, поставленным недалеко от дома, в то время, как в соседнем Касимове купцы с меньшими капиталами строили одну за другой добротные каменные церкви. Набожностью суровый хозяин Гуся не отличался, что дало повод соседям даже заподозрить его в принадлежности к масонству. А простонародье считало, что он и вовсе продал душу дьяволу. Предтеченский храм сгорел около 1802 года. Наследник Андрей Андреевич, перебравшийся к этому времени уже в Петербург, тем не менее отдал немедленное распоряжение о строительстве в отцовской вотчине нового, каменного храма, на который не пожалел средств. Хотя закончен был собор лишь к 1868 году, службы в нем велись уже при жизни заказчика с 1815-1816 годов. Об Андрее Андреевиче так же поговаривали, будто в Петербурге он вступил в масонскую ложу. Надо сказать, что по тем временам это было бы неудивительным. Многие так делали не по религиозно-философским убеждениям, а ради того, чтобы в масонском ''братстве'', объединявшем родовитую и сановную аристократию, обрести нужные деловые связи. Может быть, предположения о религиозном инакомыслии Баташова порождались и самим обликом начатого им собора с непривычным для этих мест архитектурным решением. Следуя столичным вкусам, тяготевшим к псевдоготике, Баташов в провинциальной глуши принялся отстраивать православный храм, щедро оснащенный готическими элементами. Почти одновременно (около 1804-1814 годов) в Можайске созидался аналогичный Новоникольский собор в готическом стиле. Проектировщики обоих зданий неизвестны. Но исследователь В. Куковенко назвал Можайский собор «мистическим шедевром Подмосковья», (''Наука и религия'', 2002, №5,7), усматривая в деталях зашифрованную масонскую символику. Анализируя особенности разных построек 18-начала 19 века, заказчики или исполнители которых тяготели к тайным мистическим учениям, автор считает их характерным архитектурным признаком сдвоенные готические колонны и восьмиугольный подкупольный объем: ''…Ведь восьмиугольный храм Господень (Куббат ас-Сахра в Иерусалиме) был сакральным символом Ордена тамплиеров. Изображение этого храма помещалось на орденской печати''. В Гусевском храме так же использован восьмерик со сдвоенными колоннами. Хотя справедливости ради следует отметить, что и парные колонны, и восьмерик на четверике были свойственны архитектуре русского барокко еще в 17 веке, когда ни о каком масонстве на Руси и не слыхивали. Другое дело, что на Западе, откуда в 18 веке особенно интенсивно шли в Россию новые веяния, эти элементы, выполненные в готическом духе, могли наполняться особым религиозно-философским смыслом. В связи с этим вдвойне интересно было бы узнать имена и духовную ориентацию создателей храмов Гуся и Можайска, возможно, и привнесших в свои творения собственные, не вполне традиционные религиозные представления. В этих храмах немало сходного: та же пятиярусная колокольня с крытым, выдающимся вперед входом, тот же причудливый, с чередованием граней и закругленных линий объем здания, стрельчатые проемы окон и фронтоны-закомары восьмерика и т.д. А главное - ощущение величественной мощи. Однако вряд ли Троицкий храм можно рассматривать как следствие мистических увлечений Андрея Черного. Он, как и отец, отличался трезво-прагматичным умом. Просто он отдавал дань моде, стараясь с помощью подражания архитектурным решениям, предпочитаемым в столичных аристократических кругах, утвердить свое недавно ''восстановленное'' дворянство. Сурово-средневековый вид, который придают собору элементы псевдоготики, словно воплощает в себе сам дух беспощадного баташовского владычества в этих краях. П.И. Мельников-Печерский рассказал о колоритных личностях Баташовых в очерке ''Семейство Богачевых'' и романе ''На горах''. В романе автор называет их Поташовыми. Возможно, это и была первоначальная транскрипция их фамилии, видимо, произошедшая от прозвища по роду их занятий: ''поташники'', ''поташи'', то есть добытчики поташа.
