Размещение шведских военнопленных в Подмосковье: конец 1705 – середина 1709 гг.

[Введение. Часть 1 (1700-1705 гг.).]. Краткое содержание: "Полоняники" в Можайске и Серпухове; распределение военнопленных по монастырям (Воскресенский мужской Ново - Иерусалимский монастырь, Троицкий монастырь, Звенигородский Савво-Сторожевский монастырь, Высоцкий монастырь); военнопленные шведы в Москве; постановка вопроса о размене пленных; пленные в Севской крепости.

После взятия русскими войсками в сентябре 1705 года Митавы, Прибалтийский край  временно переставал быть театром военных действий, который перемещался на границу России и Польши. 14 декабря 1706 года из Лебедина Петр писал Матвею Петровичу Гагарину по поводу военнопленных взятых в Митаве и отправленных сначала в Москву: «Ежели швецкой полон с пушками и знаменами в Москву еще впроважен, то до указу оной останови весь в Можайску [и о том нам отпиши, не мешкав], и там вели быть им до указу, и над полонениками вели смотреть, чтоб не разбежались...» [1][74]. 

В 1706 году М.П. Гагарин был назначен «начальным человеком» Сибирского приказа в Москве, ведал Оружейной палатой и, как видно из документа, заведовал делами по перемещению военнопленных. Таким образом, Можайск, в связи с переходом театра боевых действий из Прибалтики, начал играть роль нового места сосредоточения относительно крупных партий военнопленных в начале второго этапа войны, в некотором смысле, приходя на смену Пскову и Новгороду.

 

 

Взятие Митавы. Медаль, 1705 г.

 

Можно предположить, что в Можайске  военнопленные размещались на территории хорошо укрепленной городской каменной крепости, отстроенной в 1624-1626 годах. Возникало предположение, что часть контингента могла располагаться также на территории Можайского Лужецкого Ферапонтова монастыря, обнесенного кирпичной оградой с четырьмя круглыми башнями в 1680-1684 годах, однако ни в «Краткой летописи» Архимандрита Дионисия[2] [75], ни в «Можайских актах» за 1706 год [3][76] никаких сведений по этому вопросу не присутствует. Несмотря на это, разрозненные упоминания о военнопленных шведах в Можайске в разнообразных мемуарных и документальных источниках довольно распространены.

 

 Можайский кремль, не дошедший до наших дней.

Можайский Лужецкий Ферапонтов монастырь. Фото: С. Губачев.

 

В 1707-1708 годах Петр предполагал возможным удар неприятеля по южному направлению на Киев. Еще 11 мая 1707 года Петр в письме к киевскому губернатору князю Дмитрию Михайловичу Голицыну ссылался на «подлинные ведомости, что швед из Саксонии вышел и заподлинно рассуждают, что он хочет идти к Киеву» [4][77]. Несмотря на то, что ожидаемое наступление не началось и в октябре, отдавая распоряжения об укреплении Печерской крепости в Киеве, в письме от 13 ноября 1707 года Петр обязывает Д.М. Голицына выслать всех пленных шведов находящихся в Киеве к Москве [5][78]. Куда точно в письме не уточняется, но есть предположение, что новым местом поселения могли служить Можайск или Серпухов.  Отметим, что согласно этому документу, часть шведских военнопленных размещалась, таким образом, до 1707 года в Киеве.

 Герб рода Гагариных.

 

8 мая 1707 года комендантом Москвы назначается начальник Сибирского приказа, князь  Матвей Петрович Гагарин.  Ему поручено ведение работ по отстройке после пожара 1702 года Кремля, и укреплению защитных сооружений Китай-города. Такое назначение было оправдано практическим опытом М.П. Гагарина по организации масштабных строительных работ, который он получил  осуществляя надзор за созданием шлюзов, соединяющих Волгу и Дон. Прямых сведений о возможности использования труда шведских военнопленных в деле воздвижения фортификационных сооружений в Москве в 1707 году нам найти не удалось. Но можно предполагать, что этот факт имел место, несмотря на то, что точное указание на использование труда шведов в деле создания фортификационных сооружений в Москве относятся к более позднему времени, а именно к августу 1709 года: «Сегодня ожидают прибытия в Москву четырех тысяч пленных шведов. Их распределят между русскими дворянами, поручив этим лицам содержать их и употреблять на фортификационные работы вместо такого же числа крестьян, которых до сих пор приказано было выставлять с тою же целью» [6][79]. Основная масса свидетельств о привлечении шведских пленников к строительству в Москве относится к 1710 году. Будучи комендантом Москвы М.П. Гагарин был обязан уделять большое внимание проблемам военнопленных. По донесению Витворта от 25 августа 1708 года в доме Гагарина в Москве располагались сановники шведской службы. По биографическим данным, «Размещение в 1708-1709 гг. пленных шведов в Можайске, Серпухове и подмосковных селах и деревнях, назначение их к городским работам и приглашение на русскую службу также возложено было на  князя Гагарина» [7][80]. 

 

 Карл XII. Портрет XVIII в.

 

28 января 1708 г. Карл XII вошел в Гродно, а оттуда двинулся в Сморгонь, где пробыл с начала февраля до середины марта. В русской ставке не знали о дальнейших намерениях шведского короля. Одним из возможных направлений дальнейшего наступления шведской армии мог быть путь на Смоленск – Можайск – Москву.  Только 17 марта 1708 г. Карл XII выходит оттуда, и на другой день, 18 марта, он уже в Радашковичах, где и остается целых три месяца. Из Радашковичей путь армии продолжился шел через Минск (начало июня), Березину, Головчин (3 июля 1708 г.), Могилев. Из Могилева (все время имея в виду дорогу Смоленск—Можайск—Москва) Карл XII прошел через Чериков в Стариши (10–15 сентября). Здесь было решено, не теряя из вида возможное московское направление наступления, идти на Украину. Карл  XII повернул армию на юг. 

 

 Шведское  знамя в экспозиции выставки «Совершенная виктория: к 300-летию Полтавского сражения» в Государственном Эрмитаже. (Санкт-Петербург, 2009).

Распределение шведских военнопленных по монастырям. Ставка Петра I без сомнений, внимательно анализируя передвижения армии шведов, принимала решения об изменении размещения военнопленных. Так, остатки размещенного в конце 1706 контингента военнопленных, взятых в Прибалтике, срочно переводится из Можайска следующим распоряжением. 28 декабря 1708 следует письмо М. П. Гагарину: «О рассылке шведских пленных из Можайска по монастырям…». В нем Петр I пишет: «Господин полковник и комендант. Полону шведскому в Можайску быть опасно, чтоб не разбежались, того для разошли оных по монастырям, а именно: офицеров, вышних и нижних, также пушки, и знамена и некоторую часть рядовых в Воскресенской, а достальных рядовых, разделяя, послать в Троицкой и Савинской монастыри» [8][81]. Размещение военнопленных по монастырям,  во многом было  обусловлено не только простым отсутствием хорошо укрепленных, в том числе и защищенных от неприятеля мест для содержания довольно крупных групп рядовых. Думается, что такое решение было так же обусловлено нехваткой времени и средств на переброску их в сибирские города, невозможностью распорядиться как по вопросам содержания, охраны,  так и по вопросам использования труда военнопленных в Сибири. Конечно, при этом на монастыри налагались во многом несвойственные им пенитенциарные формы общежития. Практика заключения или ссылки в монастыри единичных  частных лиц, хоть и была распространена до сих пор, но не могла сравниться с формой массового заключения. Монастырь как геостратегическая опора государства и веры, имея серьезное значение особого оборонительного сооружения во времена Великой смуты, был призван сдерживать неприятелей изнутри своего периметра. Но в этот новый для государства период произошла определенная инверсия понятий. Теперь монастыри сдерживали натиск ино-конфессионального неприятеля не извне, а изнутри своих стен. Очевидно,  монастырский уклад  подвергался серьезному испытанию этими обстоятельствами, и, во многом, поэтому мы не всегда можем обнаружить в монастырских хрониках факты присутствия военнопленных на территориях тех или иных монастырей, несмотря на то, что об этих фактах свидетельствуют прямые государственные указы и личные распоряжения Петра I. 

 

 Воскресенский мужской Ново - Иерусалимский монастырь. Фото: А. Щербаков.

 

В Воскресенский монастырь, как видно из письма, был направлен для содержания офицерский состав с пушками и знаменами как важными трофеями. Воскресенский мужской Ново - Иерусалимский монастырь, исторически - ставропигиальный, находящийся на западе Московской области поблизости от города Воскресенск (с 1930 – г. Истра),  был подчинен непосредственно патриарху церкви. Подробное «Историческое описание Ставропигиального Воскресенского Новый Иерусалим именуемого монастыря, составленное по монастырским актам настоятелем оного архимандритом Леонидом» [9][82] прерывается на тяжелых временах, наступивших для монастыря с возобновления Петром I Монастырского приказа в 1701 году. Схожая ситуация наблюдается и с отсутствием источников по описываемому периоду и в других случаях. 

 

 Русские расписные печные изразцы XVIII века.

 

Известно, что Ново-Иерусалимский монастырь благодаря связанному с его керамической мастерской расцвету полихромного изразцового производства занимает особое место в истории русского искусства. Начало мастерской относится еще к Никоновскому времени (после основания монастыря в 1656 г.) и связано с именами Игнатия Максимова - белорусского мастера из Валдайской Иверской обители и мастера Степана Полубеса. Возглавлял производство Петр Заборский. Наряду с плоскими изразцами было налажено производство объемных деталей карнизов, колонн, наличников, деталей иконостасов. Мастера использовали полихромные изразцы в оформлении многих московских храмов, например церкви Успения на Таганке и церкви Григория Неокесарийского на Большой Полянке. Ново-Иерусалимский монастырь был первым, но не единственным архитектурными памятником, целиком украшенным изразцами. Считается, что будучи знакомым с образцами монохромной плоской делтфской керамики, Петр I пытался, внедрив ее производство в одну из старейших мастерских по производству цветных фигурных изразцов, - с течением времени вытеснить последние. Так это или нет, но  вскоре после Полтавской битвы,  именно сюда, в Ново-Иерусалимский монастырь были присланы два пленных шведа – Ян Флегнер и Кристан для организации там производства гладких расписных изразцов. По словам известного исследователя изразцового искусства С.А. Маслиха, сделанные шведами образцы не получили высочайшего одобрения, что послужило поводом для последующей отправки в Голландию учеников для обучения «кафельному делу» [10][83]. В приказе  от 5 августа 1710 года говорилось: «…ныне сделать немедленно шведским манером печных изразцов гладких белых, а по ним травы синею краскою… из добрые земли, а не с такие, что образец казали, чтоб были в деле чисты, 10 печей» [11][84].  По словам ведущего научного сотрудника музея «Новый Иерусалим» Л.М. Чернениловой: «Ян Флегнер с 1732 года работал на заводе А.Г. Гребенщикова, который был одним из крупнейших производителей расписной керамики» [12][85]. Упомянутый завод, основанный в 1724 году в Москве сумел запустить производство лишь к 1740 году.  

 

В свете того, что в керамической мастерской Ново-Иерусалимского монастыря с 1709 года работало, по крайней мере, два шведских пленных мастера, обращает на себя внимание воспоминание Ф.Х.Вебера о его посещении Воскресенского монастыря 10 марта 1714 года:  «10-го марта я отправился в Воскресенский монастырь, в сопровождение 8 драгун и одного капрала, данных к услугам моим. В этот монастырь стекается множество богомольцев, и он у них в большом уважении, потому что патриарх Никон устроил его внутри по образцу Св. Гроба Иерусалимского, самым точным образом, сообразно его величине, украшению и всем вообще принадлежностям, при посредстве нескольких искусных мастеров- строителей, которых он нарочно для этого посылал в Иерусалим; и сооружение это стоило громадных издержек. Монастырь находится в 8 милях от Москвы, окружен большою, высокою каменною стеною и рекою, обильною рыбой. Внутри, по стене кругом, расположены кельи для 80 иноков, и там же помещаются 4 пленных шведа, именно два главных лейтенанта, один генерал-адъютант и один тайный секретарь Цедергельм. Пока я был в монастыре, их не выпускали из комнат, но во всякое другое время им позволяют ходить на охоту, в сопровождении стражи» [13][86]. Среди пленников упомянут секретарь шведской королевской канцелярии Йозиас Цедергельм [14][87], помощник графа К. Пипера. Таким образом, можно предположить, что начиная с 1708 года Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь был предназначен преимущественно для содержания представителей офицерского состава и двух мастеров-керамистов приставленных к мастерской. В дальнейшем, после победы в битве при Лесной 28 сентября (н.с. 9 октября) 1708 года пленные, взятые в результате победы были также размещены здесь, в Новоиерусалимском монастыре [15][88], откуда позднее были переведены ближе к Коломенскому для участия в торжественном шествии по случаю Полтавской виктории в Москве. Подробнее об этом – ниже.

 

 Свято-Троицкая Сергиева Лавра.

 

В отличие от Воскресенского, в Троицкий и Савинский монастыри в начале 1708 года были направлены части рядовых пленных. Троицкий монастырь, или Свято-Троицкая Сергиева Лавра (статус и наименование Лавры монастырь получил по указу Святейшего Синода 1744 года) долгое время сохранял значение крепости. Во время стрелецкого мятежа 1685 года сюда удалились цари Иоанн и Петр. По свидетельству Сильвестра Медведева, - очевидца событий, оружия в монастыре было довольно много: «велика сторожа и караулы стенные учинили и по причинным (опасным) местам пушки и всякое ружье ко спасению и на оборону установили и всякой полковой строй учинили» [16][89]. Как пишет исследователь вопроса В.П. Зубов: «Позднее, в 1710-1711 гг., Петр занимался устройством бастионов вокруг монастырской ограды, возложив эту работу на пленных шведов и, очевидно, памятуя о той защите, которую он нашел в монастыре» [17][90]. Надо добавить, что сооружение бастионов у угловых башен крепости было продиктовано необходимостью размещения новейших для того времени артиллерийских орудий, которые не могли быть размещены на стенах и башнях, возведенных ранее. 

 

Звенигородский Савво-Сторожевский мужской монастырь. 

 

Саввинский монастырь (Звенигородский Савво-Сторожевский мужской монастырь) расположенный к западу от Звенигорода, став Лаврой около 1652 года, был возведен как крепость в 1656 году. Еще 1649 году недалеко от монастыря были заложены два кирпичных завода. С. Смирнов писал: «Строители имели перед собой классический образец крепости Троице-Сергиева монастыря, но создали совершенно своеобразную крепостную архитектуру. Ансамбль этот камерный. Он не поражает ни высотой или шириной стен, ни колоссальными размерами башен. Здесь все приобрело более миниатюрные формы, да и сама площадь монастыря значительно меньше Троицкого. В 1682 году, во время стрелецкого бунта, поднятого князем Хованским, цари Петр и Иван Алексеевичи вместе с царевной Софьей и царицей Натальей Кирилловной нашли здесь временное убежище» [18][91]. У амбразур стен, на галерее боевого хода с внутренней стороны крепости, были установлены пушки. В 1674 году царь Алексий Михайлович в порядке управления сравнял Саввин монастырь с Троице-Сергиевым и повелел перевести в его стены судное и «расправное» делопроизводство. При царе Федоре Алексеевиче дела его были переведены в Приказ Большого Дворца, который заменил собой Приказ Тайных Дел. В 1690-х годах монастырь, вместе с приписными к нему обителями, был подведомственен Мастерской (или Мастеровой) Государевой Палате. В 1700 году царь Петр I перевел все дела обители и приписных монастырей в Посольский Приказ. По данным 1705 г. в подмонастырной слободе находилось 130 дворов разных чинов людей и 10 пустых дворов даточных, то есть взятых на военную службу из крестьян или посадских людей солдат. При монастыре располагались конюшенный, гостиный и садовенные дворы. К сожалению, документальных следов пребывания пленных шведов в 1708 году обнаружить не удалось.

 

 Фрагменты крепостной стены Серпуховского  кремля, разобранной в 1934 году для строительства первой линии Московского  метрополитена. Фото: А. Шурыгин.

 

В связи с неопределенностью в понимании дальнейших действий армии Карла XII и его возможном движении к Москве, еще в 1707 году Петр отдал распоряжение «Городы: Серпухов, Можайск, Тверь по возможности укрепить и полисадировать» [19][92]. В Серпухове пленные шведы могли быть расположены на территории серпуховского кремля или «острога». Кроме того, шведские пленные могли содержаться на территории укрепленного мужского Высоцкого монастыря под Серпуховым.

 

  Высоцкий мужской монастырь.

 

Военнопленные шведы в Москве. В  1708 году при разделении государства на губернии (18 декабря (29 декабря по новому стилю) 1708 года) московским губернатором был назначен Тихон Никитич Стрешнев, тогда как М.П. Гагарин оставался московским комендантом. Тихон Никитич был руководителем важнейшего Разрядного приказа, ведавшего военными делами еще в 1701 году, руководил страной во время заграничной поездки государя, собирал солдат и комплектовал новые русские полки после нарвского поражения. Часть дел, связанных с пленными, располагавшихся в пределах Москвы и области легла, как видно из дальнейшей переписки, и на его плечи. К началу  1709 года относится интенсификация переговоров о размене военнопленных. В марте 1709 года со шведской стороны были присланы в Воронеж (где в то время находился Петр) посланники во главе с Генерал-аудитором Клингстерлоном для начала размена. Но как отмечает И. Голиков, никакого постановления принято не было [20][93]. Однако 15 января Т.Н. Стрешнев рапортовал Петру о присланной из Стокгольма партии русских пленных для начала дальнейшего размена [21][94]. 26-27 января 1709 года Петр писал Т.Н. Стрешневу: «Против посланной при сем росписи извольте для размены прислать сюда из шведских полоняников офицеров толикое ж число из старого полону и выбрать, чтоб были не лучшие, но которые старые и увечные, а рядовых старово же полону ста два или три, кои плоше» [22][95]. Т.Н. Стрешнев отвечал Петру  4 февраля об исполнении приказа: «…выбрал их, кои плоше, нижних чинов 140 человек, а к тому в двусотное число выбрал 60 человек из первой статьи, которые плоше ж; а за тем на Москве осталось 177 человек, в том числе офицеров 46, опричь нынешнего году полону (имеется в виду 1708 год и шведы плененные при Лесной 28 сентября 1708 года – А.П.). А в городах, которые есть, и те их лучше, для того по них не послано. И тех остаточных, которые на Москве и в городах, в трехсотное число изволишь ли посылать?» [23][96]. Таким образом, в конце 1708 – в начале 1709 года на территории Москвы размещалось 331 человек рядовых шведских военнопленных и 46 офицеров, взятых в плен до битвы при Лесной в сентябре 1708 года. В окрестностях Москвы, «в городах» сверх означенного количества так же было размещено небольшое их количество. 

 

 

 Портрет Тихона Никитича Стрешнева. 

Неизвестный художник. Нач. XVIII в.

 

Постановка вопроса о размене пленных. Дипломатическая часть дел о размене военнопленных легла на плечи канцлера Гавриила Ивановича Головкина, с 1706 года возглавлявшего Посольский приказ и ведавшего сношения с иностранными державами. Г.И. Головкин ознакомившийся в апреле с предоставленными шведской стороной пунктами о размене военнопленных, изложил ряд вопросов в своем донесении Петру от 4 мая. Среди них содержались вопросы, хочет ли шведская сторона «определить как поступать при размене тех чинов, которых на другой стороне не случится, и почему за вышние чины нижних давать» [24][97], последовало предложение о назначении с обеих сторон особых комиссаров по размену военнопленных. 9 мая 1709 года Петр писал Г.И.Головкину: «Что же король желает и министры приказывали, чтоб несколько офицеров и рядовых отпустить, и тем бы сие начать. И для сего я еще зимою писал к Москве о полонениках, и оные привезены в Севск, которые и ныне в Севску с подполковником Незнановым, которых всех или половину ныне велите отпустить для размены чин на чин» [25][98]. Из письма видно, что отобранная Т.Н. Стрешневым часть военнопленных, предназначенных для размена была переведена из Москвы южнее, а именно в Севск под Брянском, находившийся в составе Киевской губернии до 1727 года. Здесь военные содержались в старой Севской крепости.

 

 Портрет государственного канцлера графа Гавриила Ивановича Головкина.  

Художник:  И. Никитин. 1720-е годы.

 

Пленные в Севске. Интересно, что Севск и ранее служил местом охраняемого содержания ссыльных и пленных. Именно сюда в 1683 году были сосланы стрельцы, участвовавшие в заговоре царевны Софьи против Петра I. В 1697 г. Петр I распоряжается о ремонтных работах в Севской крепости, для чего посылает туда некого "бранденбургского инженера". В 1697-98 годах было составлено подробное описание севских укреплений, которые состояли из Городка (также Малый, или Первый город), "Большого города" (он же Второй город) и Оболонья (посада). Укрепления «острога» состояли, как и в других городах в виде вала покрытого дерном, на котором был установлен остроконечный бревенчатый частокол с башнями. У главных проездных ворот Оболонья в 1701 г. была сооружена деревянная церковь Петра и Павла. Вокруг нее разместились 200 дворов впервые упоминаемой в связи со строительством церкви Новоселебной солдатской слободы. Тогда же южнее города на берегу речки Сосница возникла еще одна слобода, в которой находились военные кавалерийские школы рейтар и драгун (ныне д. Рейтаровка). В 1708 году возобновляются работы по укреплению старых валов и стен Городка и "Большого города". «Земляной вал последнего был повышен и укреплен бастионами, старые башни при этом сохранили. Инженерными работами ведал иностранный инженер Вилим Фробоз, а "по наряду" работал Василий Корчмин. На строительстве было занято 2471 человек и 980 подвод, собранных со всей Комарицкой волости» [26][99]. По данным переписи 1711 г., население Севска насчитывало 8336 человек, дворов было 2007. Священник Иоанн Лукьянов писал: «Град Севск стоит на реке Севе, град деревянный; другой острог дубовый, третий земляной; град хороший Севск вельми; ряд и торги хороши, а люди в нем живут все служилые, мало посадских, и московские есть стрельцы...» [27][100]. Большой пожар 1718 г. уничтожил почти весь "Большой город", его стены и башни, все казенные здания, многие "лавки в рядах и харчевни", жилые дома "без остатку" и две церкви - Пятницкую и Знаменскую. С этого времени крепостные сооружения постепенно приходят в запустение. Точных данных о размещении пленных в пределах города нами не обнаружено, но  вполне моно предположить, что их могли содержать в острогах Большого города.

 

  Жалованная грамота канцлеру Г.И. Головкину на вотчину.   

Титульный лист. 1711 год.

 

Шведская сторона, по-видимому, медлила с ответом на вопросы, представленные Г.И. Головкиным. Находясь в обозе от Полтавы, Г.И. Головкин писал в донесении от 22 мая: «Что же принадлежит о взятье из Севска шведских полоняников сюда для размены, и о сем мы с князем Меншиковым советовали и рассудили впредь до получения от Пипера ответу тем поумедлить, ибо здесь при армии и без тех немалое число шведских полоняников обретается, которым мочно начало размены учинить и потом, ежели потребно будет, и вышепомянутых из Севска немедленно взять. А ныне с вышеписанным прапорщиком послали двух шведских офицеров на размену нашим, тамо в плене будучим, таких же чинов офицеров. И кого они вместо их отпустят и как в том поступят, по тому, увидя их склонность, так будем и поступать» [28][101]. Вся хитрая операция касалась в те времена лишь размена представителей офицерского состава. Нельзя сказать, что в ней отсутствует военная смекалка вместе с особым военным прагматизмом. Письмо Петра к Т.Н. Стрешневу за №3021, писанное еще  26-27 января 1907 года свидетельствует о попытках Петра устроить неравноценный размен[29] [102].  Так или иначе решение вопроса о размене даже офицерского состава оставалось в подвешенном состоянии и в следующем, 1710 году. 

 

Конечно, во многом пристрастно и по своему обыкновению несколько патетично И.И. Голиков описывает сложности, возникшие в июне 1710 с разменом военнопленных: «Его Величество сколь ни свято во всю жизнь свою сохранял данное при условиях слово свое, как то доказал он и при всех до того сдававшихся на аккорд городах; но видя со стороны Шведов все тому противное, и что все его снисхождения к их пленным не облегчали участи его пленных; а домогательства его о размене их и об освобождении содержимых в неволе  взятых под Нарвою за условием Генералов его, и также резидента его Князя Хилкова (хотя за него и давно уже отпущен был их Резидент Книпер-Крон и Тайный Королевский Секретарь Дибен), и захваченных против народного права в Швеции Российских купцов с их товарами и имением, не только презрены, но были еще причиною к вящему отягощению их неволи; и сверх того все отпускаемые Монархом на пароль пленные Шведские офицеры, с обязательством за себя высвободить русского офицера, или самим возвратиться, употреблялись паки против России, не помышляя о своих обязательствах. На все эти несправедливости сколько ни жаловался Государь всем Державам, и сколько оные Державы ни ходатайствовали о размене Российских пленных: все то, однако, было тщетно, … все сие Великому Государю было безмерно чувствительно»[30] [103].

 

В то же время весной 1709 года, по всей видимости, благодаря действиям канцлера Г.И. Головкина были достигнуты определенные договоренности, облегчавшие положение пленных, размещенных в пределах Москвы и области. Напомним, что указом 1707 года Петр запрещал Стрешневу выдачу кормового довольствия пленным шведам. 2 апреля 1709 года Петр писал Т.Н. Стрешневу:  «Предложено ныне с стороны шведской дать полоняникам на Москве, которые деньги хотят они исправно заплатить нашим задержанным и в плене будучим у них людям. И того ради раздать всем пленным шведам по определенной росписи из тех денег, которые довелись послать в Свею на дачу нашим, тамо в плене обретающимся. И что тех денег им, шведом, дано будет, в том взять у них у всякого порознь расписки за руками. И оные подлинные расписки прислать к господину Головкину» [31][104]. Стрешнев отвечал об исполнении приказа 23 апреля 1709 года [32][105]. Тем не менее, положение разных слоев шведских пленных в Москве оставалось не менее затруднительным. Сложилась несколько парадоксальная ситуация, о которой губернатор Т.Н. Стрешнев  писал Петру из Москвы уже после Полтавской баталии, 21 сентября 1709 года: «Прежних присылок по Москве шведов офицеров 103, нижних чинов 898. И нижних чинов работают и тем кормовые деньги дают, а офицерам не дают, и им, офицерам, удобнее быть в городах, и о сем как изволение. А на Москве они живут не смирно, а в городах смирнее, а иных московских и смиряли. Раб твой Тихон Стрешнев» [33][106]. Таким образом, вопрос об обеспечении кормовыми деньгами рядовых военнопленных решался «сам собой» за счет привлечения их на строительные работы М.П. Гагариным, городские хозяйственные службы, привлечения к частным хозяйственным работам за определенную мзду. Соответственно решался вопрос о денежном довольстве шведских военнопленных, перешедших на русскую службу. По крайней мере, до сентября – октября 1709 года вопрос о денежном довольстве офицерского состава, находящегося в плену не был решен ни с российской ни со шведской стороны, что вызывало естественный протест среди этой социальной группы военнопленных, конечно, не желавших поступать в общегородские хозяйственные работы наряду с рядовыми военнопленными. Как верно отмечает Г.В. Шебалдина: «… заслуга преодоления всех трудностей, вставших на пути каролинов (шведских военнопленных – прим. trojza), принадлежала прежде всего конкретным людям, а не явилась результатом совместных усилий русского и шведского правительств»[34] [107].

 

Продолжение следует здесь.

При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com

 

 [74] Сборник русского исторического общества. Т. 11. СПб. 1873. С. 118.

 [75] Краткая летопись Можайского Лужецкого второклассного монастыря с 1408 по 1892 год. М. 1892.

 [76] Можайские акты 1506-1775 гг. СПб. 1892. С. 303.

 [77] Сборник русского исторического общества. Т. 11. СПб. 1873. С. 84.

 [78] Сборник русского исторического общества. Т. 11. СПб. 1873. С. 86.

 [79] Сборник Русского исторического общества. Т.50. СПб.1886. С. 233. Донесение Уитворта Бойлю от 17 августа (н.с. 28) 1709 года.

 [80] Половцов А.А. Русский биографический словарь. Интернет-издание: http://www.rulex.ru/xPol/index.htm?pages/25/588.htm

 [81] Сборник Русского исторического общества. Т.11. 1873. С. 119.

 [82] Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских при Московском университете. Т.3. Сентябрь. М. 1874. С. 113

 [83] Маслих. С.А. Русское изразцовое искусство XV-XIX веков. М. 1983. С. 26.

 [84] Цит. по: Султанов Н.В. Изразцы в древнерусском искусстве. // Прохоров. Материалы по истории русских одежд и обстановки жизни народной. СПб., 1885, Т.4.

 [85] Черненилова Л.М. Русский изразец на примере памятника архитектуры Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. Электронная публикация:   http://www.pottery.ru/index.php3?&mode=1&id=3314

 [86] Записки Вебера Ч. 3 // Русский архив. № 9. 1872.  С. 1373

 [87] См. напр.: Шебалдина Г. Несостоявшееся посредничество (дипломатические нравы эпохи Северной войны). Электронная публикация: http://www.strana-oz.ru/?numid=43&article=1665

 [88] № 3529//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 475.

 [89] Сильвестр Медведев. Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, в них же что содеяся во гражданстве // Чтения в Обществе Истории и Древностей Российских, 1894. Кн. 4. С. 114.

 [90] Зубов В. П. Архитектура Троице-Сергиевой Лавры. Исторический очерк // Троицкий сборник. № 2. Сергиев Посад, 2002

 [91] Смирнов С. Историческое описание Саввино-Сторожевского монастыря. М., 1877.с.25, 50.;

 [92] Соловьев С.М. История России с древнейших времен.  Т.15. Гл.IV.

 [93] Голиков И. Деяния Петра Великого Т. IV, 150. 1838.

 [94] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.637.

 [95] Письмо № 3021 //Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С.54.

 [96] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.637.

 [97] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.878-879.

 [98] № 3187 // Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С.176.

 [99] Свод памятников архитектуры и монументального искусства России. Брянская область. М. Наука 1997

 [100] Путешествие в Святую землю священника Ивана Лукьянова московского жителя церкви Покрова Богородицы. 1711. // Русский архив. 1866. Вып. 2.

 [101] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.880.

 [102] К Тихону Никитичу Стрешневу С. 54(РГАДА, Кабинет П.В., отд.I, Тетради Зап. Л.12/18. Список.)

 [103] Голиков Т.IV С. 112.

 [104] №3147//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С.140.

 [105] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.795.

 [106] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.971.

 [107]  Шебалдина Г.В. Шведские военнопленные в Сибири. Первая четверть XVIII века. М. 2005. С. 15.

Автор: trojza на пятница, марта 15, 2013

Шведские военнопленные после Полтавской баталии: II пол. 1709 - 1710 гг.

 

[Введение. Часть 1 (1700-1705 гг.). Часть 2 (конец 1705-середина 1709 г.).]. Краткое содержание: Полтавская виктория; размещение пленных в Севске, Киеве, Москве, Серпухове, Ораниенбурге, Смоленске, Чернигове, Стародубе, Изюме, Харькове, Ахтырке; приём пленных в русскую службу; отправка их в Астрахань и Казань; сосредоточение контингента в Серпухове; перевод его "ближе к Коломенскому"; "избушки две или три, в которых бы тараканов не было»; расквартирование пленников в Москве; Свиблово; церемония празднования Полтавской виктории в Москве; запрещение посещения пленными Немецкой слободы в Москве.[35]

 

 

Данные о количестве шведского войска поступившего в русский плен в результате Полтавской битвы разнятся. Как отмечает автор книги «Шведские военнопленные в Сибири» Г.В. Шебалдина, довольно подробно приводя данные по разным источникам, в исторической науке нет единодушного мнения в оценке численности военнопленных. К знаменитой «Обстоятельной реляции» от 9 июля 1709 прилагалась «Роспись, что во время счастливой нам баталии при Полтаве, июня 27-го дня взято в полон от войска короля свейского, також и сколько чего получено, елико возмогли в два первые дни о том ведомость получить». Согласно ему всего взято в плен «2.977 людей». Из них «рядовых от кавалерии драгун и мушкетеров 2.528» [36][108]. Остальные 449 человек принадлежали генералитету, офицерскому составу армии, королевской канцелярии...

 

Ниже в документе приводится «реестр шведскому войску, которое его светлости князю Меншикову на акорд, яко воинские полоняники, сдались при Переволочне июня в 30 день нынешнего 1709 году». В нем приводятся следующие  данные: «Итого конных и пехотных, штаб-, обер- и унтер-офицеров и рядовых и артиллерийских служителей с неслужащими 16.264 человек» [37][109]. «Всего капралов и рядовых с неслужащими 15.729» [38][110]. Таким образом, общая статистика военнопленных, по Полтавской битве на основании реляции составляла  примерно 19.272 человек. Как писал Е.Тарле: «Когда постепенно впоследствии выловлены были шведы, разбежавшиеся по лесам и полям еще до сдачи всей армии, то общий подсчет пленников дал цифру около 18 тыс. человек» [39][111]. По свидетельству Е. Тарле, под Полтавой у Карла была армия в 31 тыс. человек, из которых всего 19 тыс. природных шведов.

 

 Пленные шведы в Москве.  

Рисунок шведского художника Göte Göransson из книги Оберга и Йорансона "Каролинер".

 

Отметим, что уже 11 июля несколько партий военнопленных из-под Полтавы были направлены в Севск и Киев: «Июля в 11 день полон весь шведский отправлен в Севск, а оттоль оный велено развесть к Москве и по другим городам, а иные отправлены в Киев» [40][112].  Между 13 и 16 июля состоялся военный совет в Решетиловке на котором подготавливался вопрос о размене военнопленных и их дальнейшем размещении. «Поручения о размене пленных получили Цедергельм и шведский генерал-майор Мейерфельт, выступавший также парламентером по вопросу о мире. /…/ Из Решетиловки в Киев были отправлены шведские пленные: граф Пипер и служители королевской канцелярии, 10 штаб- и 365 обер-офицеров. Оттуда же были отправлены в Москву гвардия шведского короля, его лейб-регимент и 4484 солдата, которых велено было расставить в Московском уезде»[41] [113]. Таким образом, полковой штаб и основная масса старшего офицерского состава была отправлена в Киев. Кроме них в Киев были направлены 2 лекаря и 20 пасторов. «А за ними в провожатых полковник Делдин, с ним полки его; под его командою Нечаев. Гвардия, отправленная в Московский уезд (надо полагать, в Серпухов) предназначалась для участия пленников в торжественном шествии по случаю «полтавской виктории». В реестре Меншикова приведены данные и по королевской гвардии: пленных капралов и солдат насчитывалось 1.196 человек. Лейб-регимент или лейб-гвардии конный полк составлял 8637 человек. Из них обер и унтер офицеров 1163 человека. Там же в Решетиловке «…составлялись подробные ведомости шведским пленным с указанием имен, чинов, полка и дивизий, в которых они находились, с указанием национальности» [42][114]. А пленные все поступали. В Реляции от 8 октября 1709 года, приводимой у И.И.Голикова сообщается о пленении посланным в погоню за королем шведским бригадиром Кропотовым из Чернявцов 554 человек[43] [115]. В различных сообщениях, приводимых Голиковым за этот период в плен поступает около 536 пленных [44][116]. Около 29-30 числа в ходе преследования неприятеля плен поступило еще около 500 человек [45][117]. 19 июля от генерал-фельдмаршала Шереметева была прислана ведомость о поступлении еще 375 пленных. 

 

 

Портрет Александра Даниловича Меншикова.  

Неизвестный художник, 1716-1720.

 

Пленные в Ораниенбурге. 12 июля по свидетельству Голикова в Ораниенбург (г. Чаплыгин, Липецкая обл.) были направлены представители генерального и полкового штабов, генерал-фельдмаршал граф Рейншельд, генерал-майоры Штакельберг, Гамильтон, Крейц, Круз и Розен. Об обстоятельствах  распределения штабных офицеров в Ораниенбурге повествует следующий интересный документ, в котором между прочим перечислены сопровождающие их лица и ограничения, накладываемые на представителей офицерства в плену: «Полковники: Поссей, Горн, Эншилт, Вернештат. Рамшверт, Лешерт, Круманс, Фок. Генерал-адьютанты генерал-фельдмаршала Реншелта: граф Бонда; два брата – графы Дугласы. Подполковники: Шкенз, Сакен. Валентир-подполковник  Оксенштер. Ротмистры: Розенголт. Порутчики: Реден, Эншилт, Гобер, Столш. Крис-камиссарий Елган Никон. За ними в провожатых капитан Рагозин; для почтивого караула – шквадрон ораниембурской. И велено оных, будучи в Ораниембурхе, иметь как по содержании их, так и в розводе квартир и прочих довольствах по указу от светлейшаго князя генерал-фельдмаршала господина Меншикова.  И ежели похотят оные куда ехать для своей забавы, то далее мили не пускать; а на милю отпускать за политичным караулом. Со оными генералы во Араниембурх велено отпустить весь королевский двор. И оной из канцелярии военной в тот отпуск был определен да не принят» [46][118].

 

Как указано, «разводом квартир» управлял в Ораниенбурге А.Д. Меншиков, поскольку, как известно, эта местность (село Слободское) была подарена Петром Меншикову в 1702 году за храбрость при взятии шведской крепости Нотербург. Меншиков заложил здесь небольшую крепость. Последняя была возведена по самой передовой в то время голландской системе, пятиугольной формы, с вынесенными вперед, за линию вала, укрепленными фортами. При посещении крепости в феврале 1703 года Петр I дал названия пяти бастионам крепости: «Видение», «Слышание», «Обоняние», «Вкушение» и «Осязание». Она имела пятиугольную форму, пять фортов, была окружена земляным валом, рвом с водой. Под крепостью располагались плотина и озеро, по которому плавали парусные суда. Имелось трое ворот – Московские, Воронежские и Шлютельбургские. Петр I назвал свое детище «Ораниенбург», о чем сообщил в письме его владельцу А.Д. Меншикову из крепости 3 февраля 1703 года: «...Город по благословению Киевского митрополита именовали купно с больверками и воротами... Последние ворота Воронежские совершили с великою радостью, поминая грядущая...». Среди многочисленных гостей, которые были с Петром в то время на освящении «сего града», находился и К. де Бруин, который так описал дом Меншикова: «3-го февраля <1703 г.> прибыли мы в 9 часов утра в имение князя Александра Даниловича Меншикова, отстоящее от поместья г-на Лефорта во ста десяти верстах. Помещичий дом Меншикова — громадное прекрасное строение, похожее на увеселительный дом, с красивым кабинетом (покоем) наверху, в виде фонаря, покрытого отдельною кровлею, раскрашенною очень красиво всеми возможными цветами. В самом доме множество отличных и удобных комнат, довольно высоко расположенных над землею. Войти в него можно только через ворота крепостцы: и дом, и крепостца окружены одним и тем же земляным валом, или стеною, которая, впрочем, не занимает большого пространства. Есть здесь и довольно верков, или укрепленных мест, достаточно снабженных пушками; все это местечко прикрыто с одной стороны горою, а с другой — болотом или озером»[47][119]. Меншиков мечтал преобразить новый город наподобие Петербурга, хотел устроить в нем по петербургскому плану улицы и площади, соединить единым водным путем все водохранилища и основать судоходство по рекам Ягодной и Становой Рясам. Официальное название «Ораниенбург» не прижилось в разговорной речи. Через несколько лет иностранное слово утратило труднопроизносимые гласные и появилось иное название крепости, а затем уже и города — Раненбург. По всей видимости, немногочисленные представители полкового штаба были отправлены сюда благодаря родственным связям и высокому положению их ходатаев при шведском дворе. А определенный сюда для размещения королевский двор, как следует из текста («определен, да не принят») и ряда других источников предпочел местом своего пребывание некоторое другое.

 

Смоленск. Генералы Левенгаупт и Шлипембах были направлены в Смоленск [48][120], куда прибыли 22 августа, спустя примерно 37 дней после выезда из Полтавы [49][121]. Среди сопровождающих их 13-ти указанных в документе человек присутствуют заведующие делопроизводством и судебной частью армии, - «генерал-аудитор Хилменштерн; аудитор Антон Брантенберк». Сопровождать их в Смоленск было поручено генерал-адьютанту князю Борятинскому и поручику от Устюжского полка с 40 солдатами, «И велено дорогою иметь респект и довольство в провиантах» [50][122].  Судя по составу пленных можно предположить, что в Смоленске расквартировали тех представителей, которых можно было бы в дальнейшем использовать в ведении переговоров между Россией и Швецией.

 

Далее, партия количеством 202 человека, включавший 3 майора, 4 подполковника, 26 капитанов и других офицеров была направлена в Чернигов [51][123]. 14 июля с полковником Нелидовым партия военнопленных в 3000 тысячи[52][124] была направлена к С.А. Колычеву Воронеж на работы. По другим данным эта партия  отправилась в составе «2754 пленных шведов и 77 служителей королевского двора» [53][125]. Тогда же Стародуб (Стародуб-на-Клязьме в Брянской области, западнее Севска) было отправлено 2000 рядовых.  По городам к востоку от Полтавы Изюм, Харьков и к северу – Ахтырка был  распределен отряд в 2223 человека [54][126]. 

 

Приём пленных в русскую службу. Одновременно шла спешная подготовка указов об условиях приема пленных в русскую военную службу (который был объявлен 8 июля Б.П. Шереметевым). «10 июля Б.П. Шереметев отдал приказ Я.В. Брюсу отобрать в русскую службу  87 шведских пленных артиллеристов» [55][127]. 11 июля Я.В. Брюс донес Б.П.Шереметеву, что пленные отказываются давать подписки о переходе в русскую службу пока им не объявят размер жалованья, об этом обстоятельстве Шереметев известил Петра особым донесением. Находясь в Решетиловке, Петр поставил на документе резолюцию и отослал его Шереметеву в Смоленск: «Резолюции на доношении Бориса Петровича Шереметева»: «…Офицеры от полону шведского, которые в службе себя быть обещали, желают, чтоб не по большому числу дать денег; также и рядовые. А их ныне офицеров 39, унтер-офицеров и рядовых 2545. Резолюция: Дать офицером на месяц, а солдатам по рублю и отпустить в Казань» [56][128]. В ведомостях о переходе в русскую службу «помимо имени и фамилии, чина, указания полка, в котором они находились, из какой земли, указывалась еще специальность, размер месячной платы  в шведском войске и собственноручные расписки. Таких ведомостей сохранилось достаточно много. В одной из них поставили свои подписи 3929 пленных, принятых «в Петербургские полки», другая ведомость содержит именной список и подписи 2395 шведских пленных»[57] [129]. Перешедшие на русскую службу и служившие в Астрахани и Казани немецкие солдаты участвовали в Хивинском походе 1714-1717 годов [58][130]. Можно сопоставить это сообщение со словами донесения Ч. Уитворта из Москвы от 1 сентября 1709 г.: “До меня дошли слухи, будто около шести тысяч пленных шведов и немцев поступили на царскую службу… Они будут распределены по различным гарнизонам в Азов, Астрахань и т.д.”[59] [131]. 

 

 

Григорий Петрович Чернышев.  

Неизвесный художник, I пол. XVIII в.

 

Отряды шведских военнопленных в Москву сопровождал бригадир Григорий Петрович Чернышев. В 1707 году он был пожалован полковником Нарвского полка. В 1708—1709 гг. отстоял от нападения шведских войск Новгород-Северск и Ахтырку, несмотря на то, что при блокаде Новгород-Северска присутствовал сам шведский король Карл XII. После Полтавского боя (1709 г.) послан через реку Ворсклу к неприятельскому лагерю для взятия "языков"; во время сражения командовал "за бригадира" и был затем награжден этим чином. В июле 1709 г. Г.П. Чернышев сопровождал до Москвы 4000 шведских пленных. Интересную характеристику дает Чернышеву испанский посол при русском дворе в 1727-1730 годах герцог де-Линца: «умен, храбр, хорошо вел себя по службе, но был очень скуп и лжив и притом враг иностранцев». В поручении, данном Чернышеву о препровождении пленных к Москве даны довольно подробные указания: «По получении сего указу, как возможно, с полками к Москве поспешай /…/, а именно: до Москвы вам надобно итьтить так, чтоб два дни сряду маршировать в каждой день по тридцати верст петисотных (ок.32 км. – trojza) или как возможно, а третей отдыхать»[60] [132]. Мы ожидали найти некоторые подробности перехода в Записках Г.П. Чернышева, но истинный солдат приводит лишь факты: «в июле месяце послан с солдатскими шестью, да с одним драгунским полками, с 4.000 шведскими арестанты в Москву; и отдав в Москве арестантов со объявленными семью полками, приняв дополнение к команде своей рекрут, послан в Нарву, в команду адмирала графа Апраксина и от Нарвы в Санкт Питербурх» [61][133]. Чуть позже, 31 июля Петр писал М.П. Гагарину: «Господин полковник и комендант. Когда посланные от Полтавы шведские полоняники к вам будут, тогда рядовых приставьте к городовой работе. А между тем надобно их выведывать, кто хочет принять нашу службу, и тех охотников принимать и записывать в службу» [62][134]. Надо подчеркнуть, что под «городовой работой» в начале XVIII века понималось буквально: «строение крепостей, фортификационные работы» [63][135], - что отличалось от смысла словосочетания «городская служба», под которой понималась солдатская служба в крепостном гарнизоне.

 

 Гетман Иван Ильич Скоропадский. Фреска XVIII в.

 

Сосредоточение контингента военнопленных в Серпухове. Из-за ряда осложнений, связанных с положением на фронте произошла некоторая задержка в исполнении Петром задуманной парадной церемонии по случаю Полтавской виктории. Однако, в начале ноября Петр, намериваясь провести ее в начале-середине декабря, приступает к активной подготовке ее проведения. Уже 31 октября 1709 года из Рагенита он писал московскому коменданту М.П. Гагарину о необходимости скорейшего сосредоточения отдельных частей военнопленных под Москвой в Серпухове и о рассылке связанных с этим указов[64] [1][136]. Упомянутые указы были следующего содержания: «К гетману Ивану Ильичу Скоропадскому. Господин гетман. По получении сего письма шведский полон весь, который есть в малороссийских городах, в Стародубе (2000 рядовых - trojza) и в прочих, вышли за добрым конвоем в Серпухов и вели смотреть, чтоб они не разбежались. И прикажи посланному с ними командиру, чтоб он конечно с ними в Серпухов поспел декабря в первых числах и стал с ними в городе или кругом по деревням»[65] [137]. Как видно на карте Серпуховского уезда 1766-1770 годов вокруг Серпухова располагались: довольно крупная деревня Заборье, село Березны, сельцо Глазечно, Пущино, село Бутурлино, - в которых вполне могли быть размещены части шведских военнопленных. Кроме того под городом располагались и монастыри мужской Высоцкий и женский Владычный. Последний конечно не мог быть использован для содержания пленных, но нельзя исключать, что пленные могли проводить в нем под надзором определенные строительно-ремонтные работы. Петр писал и к назначенному под Полтавой генерал-майором, участнику усмирения бунта Булавина, Федору Владимировичу Шидловскому: «По получении сего письма шведский полон весь, который у вас есть в слободских полках, вышли, не мешкав, за добрым конвоем в Серпухов и вели смотреть, чтоб они не разбежались. И прикажи посланному с ними командиру чтоб он конечно с ними в Серпухов поспел декабря в 1-х числах и поставил их кругом города по деревням (ежели в городе(серпуховском «остроге»- trojza) будет тесно) и дожидался указу»[66][138]. 

 

  Дмитрий Михайлович Голицын. Неизв. худ., XVIII в.

 

Последовало письмо и  к Дмитрию Михайловичу Голицыну в Киев: «По получении сего указу шведских полоняников всех, Пипера и прочих офицеров и рядовых, которые есть в Киеве, в Чернигове, в Стародубе и в слободских полках и в прочих городах, вышли, не мешкав, в Серпухов за добрым конвоем, чтобы оные не разбежались. И чтоб они поспели в Серпухов в первых числах декабря. И поставил их в городе или кругом города»[67][139]. Письмо такого же содержания было направлено к Степану Андреевичу Колычеву в Воронеж: «По получении сего указу шведов, которые к вам присланы ис под Полтавы, - штаб-, обер- и унтер-офицеров и рядовых и королевского двора служителей, купно с артиллериею, с знаменны и прочею амуницией и с артиллерийскими служителями, вышли, не мешкав, в Серпухов за добрым конвоем и чтоб они конечно туда поспели декабря в первых числах. И прикажи там посланному с ними командиру расставить их в городе и кругом города по деревням. Также отпиши в Ораниенбург, дабы и оттуда шведских генералов и офицеров, которые там есть, отправили туда же в Серпухов с воронежскими вместе, о чем при сем послали мы указ и во Ораниенбург к командующему над ними офицеру, чтоб он по вашим письмам исполнял, которой к нему пошли с своим письмом» [68][140]. В то же время, смоленскому воеводе  Петру Самойловичу Салтыкову было отдано распоряжение о переводе содержащихся в Смоленске генералов Левенгаупта и Шлипенбаха вместе с аудиторами и дипломатической частью пленных в Можайск: «По получении сего указу шведский полон, которой прислан к из-под Полтавы, как генералов, так и офицеров, вышли всех в Можайск з добрым конвоем и вели там посланному с ними командиру дожидаться указу» [69][141]. Вскоре этот указ был отправлен в Смоленск повторно [70][142]. В то же время, 5 ноября в письме к Борису Петровичу Шереметеву Петр отдает указ об отпуске половины Семеновского и половины Преображенского полков к Москве для участия в параде [71][143].

 

 Окрестности Коломенского по «Плану Царствующего Града Москвы с показанием лежащих мест на тридцать верст вокруг» 1766 г.

 

Перевод "ближе к Коломенскому". В этот период Серпухов и Можайск послужили местами предварительного сосредоточения военнопленных. Спустя месяц после вышеприведенных распоряжений последовал следующий приказ, адресованный московскому коменданту М.П. Гагарину: «… когда получишь ведомость, что полон шведской свезут в Серпухов и в Можайск, тогда, не мешкав, пошли от себя по одному доброму офицеру и прикажи им, чтоб они полон весь свели ближе к Москве и поставили по селам и деревням от Москвы верстах в тридцати и меньше, ближе к Коломенскому. Также и тот полон, который взят под Лесным, купно с пушками и со знамены, из Воскресенского монастыря вели взять и привесть ближе к Коломенскому ж. И для житья нашего в Коломенском вели приготовить избушки две или три, в которых бы тараканов не было» [72][144]. Находящееся в южной части Москвы Коломенское издревле служило государственной резиденцией. В 1649-1650 при царе Алексее Михайловиче здесь была устроены царские хоромы. В 1667 году началось возведение новых величественных деревянных сооружений, которые достаточно хорошо известны под именем Коломенского дворца. Однако к началу XVIII века, став фактически заброшенной резиденцией, Коломенское потеряло значение царской дачи. Дворец ветшал, деревянные постройки разрушались. Еще в 1722 году Берхгольц находит дворец в Коломенском в плачевном состоянии [73][145]. Конечно, император был склонен остановиться в более скромных и более привычных для его образа жизни апартаментах.

Конечно, столь примерные данные как «по селам и деревням от Москвы верстах в тридцати и меньше, ближе к Коломенскому», дающие нам местность более чем 60 километров в поперечнике и в более 30 километров к югу от Москвы вряд ли могут уточнить,  в каких именно селах и деревнях были расположены военнопленные шведы. Однако этот прямой источник во многом локализует дальнейшие поиски посвященные предмету исследования.

 

Кстати, именно из этого послания следует, что часть из около 877 шведских военных включая представителей огромного обоза с трёхмесячным запасом продовольствия, артиллерией и боеприпасами для шведской армии, взятых при битве у Лесной, были размещены с октября по начало декабря в Воскресенском (Новоиерусалимском) монастыре под Истрой Московской губернии.

 

Расквартирование пленников в Москве. Об особенностях размещения рядового состава в Москве мы можем подчерпнуть некоторые данные из сообщения Ч. Уитворта от 24 августа 1709 года, в котором он сообщает, что 4000 пленных, прибывших на то время в Москву «…распределили между русскими дворянами, поручив этим лицам содержать их и употребить на фортификационных работах вместо такого же количества крестьян» [74][146]. По свидетельству Г.В. Шебалдиной, 1000 человек, приставленных к этим работам еще в августе следующего, 1710 года регулярно получали кормовое содержание. Этот указ, упомянутый Уитвортом, впочем, как и многие другие, послужил причиной определенного рода махинаций в среде высшей знати. Недостаточная проработанность юридической стороны вопроса зачастую стирала грань между государственной и личной формой обладания пленниками и результатами их труда. Так, заселив тогда еще подмосковное Свиблово «мастеровыми людьми» из пленных шведов, и переведя свибловских крестьян в другие свои вотчины, активно пользовался трудом военнопленных  Кирилл Алексеевич Нарышкин. Пленные шведы под видом обеспечения фортификационных работ в Китай-городе, наладили кирпичное производство, продукция которого шла и на отстройку личного имения К.А. Нарышкина. В описи Свиблова тех лет сохранилось указание на то, что два пленных шведа работали и при дворе мельника на р. Яузе Нарышкина.  Берхгольц, побывав в Свиблове, писал в дневнике, что в новых палатах Нарышкина много добра, «награбленного в Лифляндии, где он так нехристиански свирепствовал, когда сжег Нарву и Дерпт. Даже разукрашенные рамы его свибловского дома сохраняли имена и гербы тех немецких баронов, чьих замков были взяты».  Следы пребывания пленных шведов в Свиблове можно было обнаружить еще в начале XIX века: это – трофейный шведский колокол на колокольне и надгробия со шведскими именами на старом кладбище.

 

 Торжественный вход русских войск в Москву после победы под Полтавой.   

Художник: Зубов Алексей Федорович, 1710 г. Офорт.

 

Церемония празднования Полтавской виктории в Москве. Как пишет Голиков, - «12 числа, объехав Москву, (Петр I) прибыл в село Коломенское, в котором, дождавшись Князя Меншикова, полков своих, пленных Шведов и трофеев, учредил сам к въезду в Москву порядок; и 21 числа вошел в оную с превеликим, на подобие древних Римских, триумфом, при бесчисленной пушечной пальбе; колокольном звоне, военной музыке, барабанном бое и при радостном от неизчетного народа восклицании сих слов: здравствуй Государь отец наш!» [75][147]. Торжественный вход победителей состоялся 21 декабря 1709 года. 

Подвергая анализу ход процессии многие исследователи отмечали значение порядка следования колонн. За первым, Семеновским полком, вступившим в столицу, пленные генералы, высшие и нижние офицеры, взятые при Лесной и переведенные сюда из Воскресенского монастыря. Далее следовала артиллерия, несли знамена побежденных, размещенных ранее, в частности,  так же в Воскресенском монастыре. В шествии эту группу замыкала рота Преображенского полка, за которой следовал основной состав военнопленных, взятых под Полтавой и Переволочной и сосредоточенных здесь  из окрестностей Коломенского. Колонну пленных снова замыкала артиллерия и захваченные у Полтавы штандарты шведского войска. Следующую часть шествия открывали пленные генерал-адьютанты, генералы, полковники, подполковники и майоры, а так же представители двора, переведенные сюда  из Можайска. Далее следовали пустые королевские носилки Карла XII на которых располагался раненый король во время боя. Е. Ботунова верно отмечает значение их появления: «не менее существенным является появление носилок самого Карла XII. Ведь для них тоже было создано своего рода «обрамление». Окруженные, с одной стороны, чинами «королевского двора» и, с другой стороны, гвардией самого Карла XII, они становятся ядром всей процессии. И хотя король Швеции Карл XII смог избегнуть плена и физически находился далеко от рубежей России, в этот момент с точки зрения ритуала он образно находился в центре триумфального въезда русских войск в Москву» [76][148].

 

Носилки Карла XII.1885-1887 гг.
Фотоателье М.М. Панова. Архив Музеев Московского Кремля.

 

За носилками следовала переведенная к Коломенскому из Серпухова королевская гвардия и генералы Гамильтон, Штакельберг, Роос, Круус, Крейц, Шлиппенбах, граф Левенгаупт, фельдмаршал граф Реншильд, первый гофмаршал и первый министр Швеции граф Пипер. Замыкая шествие, шла часть Преображенского полка по главе с Петром I и князем А.Д. Меншиковым и часть артиллерии.

 

Запрещение посещения пленными Немецкой слободы в Москве. Интересно, что если часть пленных офицеров – участников описанного выше  торжественного шествия в начале декабря 1702 года по случаю взятия Нотебурга по ряду данных была размещена в Немецкой слободе, то после шествия по случаю Полтавской виктории – никто из пленных не мог попасть в Немецкую слободу без особого разрешения. 

 

 Немецкая слобода.С гравюры Генриха де-Витт, начала XVIII столетия.
Из кн.:  Брикнер, А.Г. История Петра Великого: В 5-ти ч. СПб.:1883.

 

Тому подтверждением звучат слова  прапорщика Густава Абрама Пипера, приведенные Я.К. Гротом: «Всех нас больных провезли на другой день в санях по тем же улицам и поместили на особой квартире. Здесь каждый день нас свидетельствовали и позволяли нам ходить с караулом по всему городу, кроме Немецкой слободы» [77][149]. Такое решение, видимо, было принято во избежание нежелательных контактов между пленными и иностранными коммерсантами, проживавшими в слободе. Однако, к началу осени следующего, 1710 года этот режим был ослаблен, что привело в итоге к ситуации, описанной в письме Петра I М.П. Гагарину от 6 августа 1710 года:  «Также слышно здесь, что в Немецкой слободе много явилось безделных людей, которые имеют противную корреспонденцию с шведами, больше чаем из тех же шведов, которые ходят в слободе по воле, или те, которые приняты в службу; того для приставь ты над слободою ведать кого доброго человека из царедворцов, чтоб он того накрепко смотрел и таких людей, которые в худых поступках или кореспонденцыях явятца, имал и приводил в приказ» [78][150]. В итоге,  ослабление режима пребывания шведских военнопленных в Москве привело к негативным для военнопленных последствиям, приведя к решению об обязательной перлюстрации корреспонденции пленных шведов.

 

  Густав Абрам Пипер.

 

Общее количество сведенных под Москву шведских военнопленных поражает. 22 декабря в письме к Федору Юрьевичу Ромодановскому Петр пишет: «…ныне пленные генералы с их фельдмаршалом и войска шведского 22.085 человек приведены в Москву» [79][151]. Конечно же, русскому командованию следовало принимать срочные меры по рассредоточению такого невиданного доселе контингента. В том же году последовал указ «О строении в Москве в Кремле и Китае каменных зданий, и о нестроении деревянных» и «О определении в Санкт-Петербурге по городовому строению работников в две перемены по 20.000, и о положении им денег на покупку хлеба». Оба указа коснулись положения военнопленных. Ряд историков считает, что уже с начала января 1710 года началась отправка предварительно сформированных тринадцати групп военнопленных в Ярославль, Ростов, Новгород, Владимир, Муром и на оружейные заводы в Тулу. По свидетельству Г.В. Шебалдиной, шведские военнопленные уже тогда были отправлены и в более отдаленные места: Арзамас, Симбирск, Вологду, Архангельск, Уфу, Чебоксары [80][152]. Речь в документах об отправке военнопленных шла уже об огромных партиях. Например, к марту 1710 в Воронеж было отправлено от 5 до 7 тысяч военнопленных [81][153].

 

Продолжение следует здесь. 

При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com

 [108] №3297//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 263.

 [109] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 273

 [110] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С.271

 [111] Тарле Е.В. Сочинения. Том 10. — М.: Издательство Академии Наук СССР, 1959. (Северная война и шведское нашествие на Россию )

 [112] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С. 1129 (Журнал или Поденная Записка, ч. I, СПб., 1770, стр. 223; ср. тоже в Походном журнале 1709, М., 1853, стр.12)

 [113] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950.  С.1119

 [114]  Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950.  С. 1128

 [115] Голиков. И.И. Деяния Петра Великого. Т. 15. М. 1841. С. 63-64.

 [116] Голиков.И.И. Деяния Петра Великого. Т.4. 1838. С. 27

 [117] Голиков.И.И. Деяния Петра Великого. Т.4. 1838. С. 100

 [118] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. Сс. 1129-1130.

 [119] Де Бруин К. Путешествия в Московию. Гл.XII // Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л. Лениздат. 1989.  С.114

 [120] С. 1130.: Здесь же приводится список сопровождавших их 14 лиц, среди которых Голиков И.И, Дополнения к Деяниям Петра Великого, Т. XVI, М., 1795, стр.80.

 [121] Об этом сообщил губернатор Смоленска П.С. Салтыков  Г.И.Головкину 31 августа (РГАДА, Письма разных лиц на рус. Языке 1709, №11, лл.113-114 об.). С. 1131.

 [122] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.1131

 [123] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.1131 (ЛОИИ, Собрание Куника, №11)

 [124] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С.292

 [125] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.1129.

 [126] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.1129.

 [127] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С. 1128

 [128] №3323. 17 июля 1709 г. Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 297

 [129] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С. 1129. (ЛОИИ, Собрание Куника, №10. Лл.101-124 и Архив Артиллерийского музея, ф. Штаб генерал-фельдцехмейстера. Св. 11, л.202, ведомости капитана Хрипунова, подполковника Шаховского и полковника Карташова).

 [130]  Шебалдина Г.В. Шведские военнопленные в Сибири. Первая четверть XVIII века. М., 2005. С. 166.

 [131] Дипломатическая переписка английских послов и посланников // Сб. РИО. СПб, 1886. Т.50. С. 244.

  [132] № 3337от 23 июля 1709 г.//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 309

 [133] Записки Г.П. Чернышева// Русская Старина, Т. V, 1872, июнь. СПб. С.795

 [134] № 3354//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 328

 [135] См.: Словарь русского языка XVIII века / АН СССР. Ин-т рус. яз.; Гл. ред.: Ю. С. Сорокин. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1984—1991.

 [136] № 3478//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 444

 [137] № 3479//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 445

 [138] № 3480//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 446

 [139] № 3481//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 446.

 [140] № 3482//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 447.

 [141] № 3486//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 449.

 [142] № 3493//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 453.

 [143] № 3497//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 455.

 [144] № 3529//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 475.

 [145] Дневник Камер-юнкера Берхгольца веденный им в России в царствование Петра Великого с 1721 по 1725-й год. Изд. 2. М., 1860. С. 236-237.

 [146] Дипломатическая переписка английских послов и посланников // Сб. РИО. СПб, 1886. Т.50. С. 233-241.

 [147] Голиков Т.IV С. 105-105

 [148] Болтунова Е. Шведские военнопленные в триумфах Петра Великого.// XV конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии. Тезисы докладов. Ч. 1. М ., 2004. С. 94.

 [149] Труды Я.К. Грота Т.4. СПб. 1901. С. 142.

 [150] Сборник Русского исторического общества. Т.11. СПб. 1873. С. 134

 [151] № 3552//Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 496.

 [152] Шебалдина Г.В. Шведские военнопленные в Сибири. Первая четверть XVIII века. М., 2005. С. 34.

 [153] РГАДА. Ф. 96. Оп. 5. 1710 г. №2. Л.22.

 

Автор: trojza на понедельник, марта 18, 2013

Шведские военнопленные в Сибири: II пол. 1710 – 1720 гг.

[Введение. Часть 1 (1700-1705 гг.). Часть 2 (конец 1705-середина 1709 г.). Часть 3 (II пол. 1709-1710 гг.).]. Краткое содержание: решение о массовой отправке военнопленных в Сибирь; заговор в Свияжске; отправка военнопленных в Сибирь и их положение в сибирской ссылке.

 

Многие исследователи связывают возникновение решения о массовой отправке шведских военнопленных в Сибирь с обстоятельствами раскрытия заговора о побеге пленных в Казани и Свияжска весной 1711 года. Однако, новые данные, приведенные Г.В. Шебалдиной в книге «Шведские военнопленные в Сибири» позволяют опровергнуть это мнение. Уже в 1703 году 98 пленных было переведено с Верхотуринского и Невьянского заводов в Тобольск. В 1710 году в Тобольске находилась группа из 640 человек военнопленных, есть Сведения о пребывании их в Соликамске (100 офицеров). К началу марта 1710 года полным ходом шло распределение обер-офицерского состава в такие города как Симбирск, Нижной Новгород, Арзамас, Уфу, Чебоксары, в Сольвычегодский, Галич, Верхотурье, Саранск [82][154]. Иными словами отправка военнопленных в Сибирь, происходившая и до 1711 года, после раскрытия заговоров приобрела более оформленный и упорядоченный и вместе с тем  массовый характер.

 

 Каролины. По картинам шведского художника Густава Седерстрёма.

 

Заговор в Свияжске. Обстоятельства заговора в Свияжске в апреле 1711 года подробно описаны Яковом Карловичем Гротом на основе мемуарных источников участника событий: «Капитан Рюль (Йохан Фридрих Рюль – прим. trojza), опасно раненый в голову под Польшей, находился сначала в Cвияжске. Здесь как и в Казани, шведские пленные в 1710 г. пользовались такой свободой, что могли ходить по городу без караула. Вместе с капитаном драбантов Курселем (Йохан Фридрих фон Курсель – прим. trojza), Рюль составил план бегства (в Польшу через Украину); к ним присоединилось более 150 офицеров и три немецкие драгунские полка[83] [84][155], которые после Днепровской капитуляции перешли в русскую службу и составляли гарнизон в обоих названных городах. Предприятие казалось тем легче, что  этих местах не было вовсе русских войск, за исключением весьма слабых отрядов в замках Казани и Свияжска. Заговорщики должны были в известный день напасть на эти отряды в обоих городах, умертвить комендантов и всех русских офицеров, захватить оружие, порох и казну; потом, соединившись, идти в Польшу и там пристать к шведской армии, бывшей под предводительством генерала Маршалка. Однако же этот план не удался: накануне дня, назначенного для его исполнения, шведский адъютант Бринк донес о заговоре русскому коменданту в Свияжске, и в следующую ночь все шведские офицеры как здесь, так и в Казани были арестованы. По открытии зачинщиков, Курсель и 12 других офицеров были заключены в оковы, и в Клине посажены в темницу, а Рюль отведен в Казань и там в подземелье башни содержался девять лет по большей части на хлебе и воде. Несмотря на эту тяжкую участь, он в 1722 г. возвратился в Швецию и прожил до 65-летнего возраста. Десять соучастников его в заговоре были расстреляны. Остальные /…/ удалены в Тобольск»[85] [156]. Основываясь на дневниковых записках лейтенанта Кребса, Г.В. Шебалдина уточняет непосредственные причины заговора. Среди них указана серьезная задержка в отправке кормовых денег пленным  и враждебное отношение к ним со стороны местного населения, выражавшееся в угрозах, нападениях и отказе в любых работах, за которые пленные могли бы получить хоть малую плату.

 

 

Каролины. Шведский художник Густав Седерстрём.

 

Несколько слов следует сказать и о достаточной степени свободы, которой пользовались пленники во многих городах. Упомянутый в вышеприведенной цитате режим, по которому шведы могли передвигаться по Свияжску без сопровождения караульных не был единичным случаем. К примеру, в Вятке весной 1710 года такой режим создавал для местных жителей даже определенные  трудности. Так проживание шведов в Вятке создавало определенные трудности как для местных жителей, так и для самих пленных. Вятский воевода С. Д. Траханиотов  жаловался на ссыльных: «Не велено им ходить без караула. Но не выполняют указа ходят по улицам самочинно и по ночам чинят обиды и бьют караульных». Местные жители жаловались на неоднократные оскорбления и даже рукоприкладство со стороны шведов, и были вынуждены сутками не выпускать  своих жен и дочерей на улицу.

 

Отправка военнопленных в Сибирь. Так или иначе, к маю 1711 года, огромная по тем временам масса пленных, насчитывавшая свыше 10 000 человек из Казани, Свияжска и Азова была распределена по городам Сибири.  В деле Сибирского приказа, приведенном Г.В. Шебалдиной среди таких городов, как Яранск, Кай-городок, Верхотуринск, Тюмень, Туринск, Тобольск, Тара, Березов, Томск, Сургут, Енисейск, Красноярск, Мангазея, Кузнецк, Енисейск и упомянутый выше Соликамск значатся и такие места расселения, как «на железные заводы – 1500» и «к Никите Демидову на завод – 500». Пленные двигались под охраной военных пешком и на подводах по т. наз. Бабиновской трассе, объединявшей Соликамск, Верхотурье, Туринск и Тюмень. В среднем военная команда, сопровождавшая пленных, насчитывала от 5 до 8 человек, включая офицеров на 100 человек военнопленных. Дорога из Симбирска в Тобольск (2070 верст) занимала чуть меньше пяти месяцев. Вряд ли кто-либо из читателей смог бы представить себе вполне все трудности полу-пешего  пути, который в  одну сторону длился бы почти половину года. Разбитая дорога, изношенная обувь и одежда, антисанитария, характерная  в те времена  даже для кругов  высокого общества, что уж говорить о рядовых пленных солдатах. Исходя из расстояний между населенными пунктами, были определены прогонные суммы, в среднем, - по 2 копейки за версту, которые выдавались пленникам. Кроме того рядовые пленные, хоть и не без задержек, получали и «кормовые» из расчета в среднем 2-3 деньги на день. Частые задержки жалования со стороны изнуренного продолжительной войной государства уравнивали материальное положение военнопленных и приставленных для их сопровождения караульных. Капитан Петр Клочков, сопровождая военнопленных, направленных в Сибирь писал из Вологды, что доведен до того, что «он с солдатами помирает на Вологде голодной смертью»[86] [157]. Лишь личное вмешательство М.П. Гагарина и отправка денег специальным вестовым помогли исправить ситуацию.

 

 Квартал проживания шведских военнопленных в Тобольске. 

Реконструкция из книги Оберга и Йорансона "Каролинер".

 

Более подробная информация о размещении и быте пленных шведов в Сибирской ссылке содержится  в книге Г.В. Шебалдиной, специально посвященной этому вопросу и не входит тематические рамки нашей работы. Но никак нельзя обойти вниманием ту важную роль, которую сыграл в судьбе тысяч военнопленных не раз упомянутый нами выше Матвей Петрович Гагарин. В рассматриваемый период  должность М.П. Гагарина писалась следующим образом: «Генеральный президент и Московский комендант и Сибирских провинций судья». Приказом от 30 декабря 1710 года на него были возложены все обязанности о распределении контингента военнопленных по годам Сибирской губернии [87][158]. Его забота по отношению к ним была проявлена не раз как в важных государственных решениях, так и в мелочах. К примеру, Барон Фридрих Гейсен Гизен говорит в своих Записках [88][159], что во время празднования Полтавской победы «Гагарин велел выставить перед своими палатами для народа и шведских пленных много бочек с вином, водкою, медом и пивом и достаточное количество кушанья»[89] [160]. Неоднократно задержки в выплате пленникам кормовых денег вынуждали его задействовать другие источники финансирования, как, например, государственные «таможенные и кружечные доходы». Неоднократно он ссужал военнопленных и личными средствами. Несмотря на это, исследователи считают, что излишняя идеализация Сибирского губернатора плохо соотносится с выявленными фактами неоднократных злоупотреблений и хищений с его стороны, в том числе и денег, предназначавшихся на содержание военнопленных. В конце 1718 года М.П. Гагарин был вызван из Тобольска в Петербург для участия в Верховном Суде над Царевичем Алексеем, а 11 января 1719 г. последовало его снятие с должности Сибирского губернатора, затем арест, содержание под стражей и пытки. Предъявленные обвинения в казнокрадстве и мздоимстве им признаны не были, что не помешало Сенату вынести ему смертельный приговор. 16 марта 1721 г. он был повешен перед окнами Юстиц-коллегии, в присутствии царя и всех своих знатных родственников. Ценные данные по этому вопросу содержатся в современной статье А.Л. Мусихина [90][161], посвященной биографии  князя М.П. Гагарина. В заключение главы надо сказать, что отправка групп шведских военнопленных в Сибирь, приобретя массовый характер в 1711 году  продолжалась довольно долго, вплоть до 1720 года [91][162]. 

 

Продолжение следует здесь.

При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com

  
[154] По данным Г.В. Шебалдиной.

 [155] Речь, по всей видимости, идет о полках, упомянутых в записках Ф.Х. Вебера : «471. Я уже выше говорил, что черные полки, род земской милиции, в этом числе считаться не должны, а тем более войска Татарские, Калмыцкие и Казацкие. Из простых солдат пленных Шведов, многие взяты на службу в черные полки в Казани и в других городах; другие распределены по деревням, некоторые работают при крепостях, а половина всех повымерла; таким образом, из одних пленных Шведов, взятых только под Полтавой, список которым прилагается ниже, весьма немногие лишь воротились домой». См.: Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872. С. 1670.

 [156] Труды Я.К. Грота Т.4. СПб. 1901. С. 134.

 [157] РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 21103. Л. 1 об.-2.

 [158] «М.П. Гагарину. 30 декабря 1710. О командировании доверенного лица для распределения по разным городам Сибирской губернии пленных шведов, бывших в Азове и Воронеже. «Господин полковник и комендант. Понеже шведов из Азова и с Воронежа велели мы перевесть в городы Сибирской губернии и отправить их через Казанскую губернию, и о том к господину Апраксину писано, чтоб он их принял и отправил за своим канвоем до первых городов Сибирской губернии, куда споручнее, и для того пошлите туда доброго и верного человека, кто бы их там принял и розвел по городам Сибирской губернии, а имянно: на Вятку, на Верхотурье, в Тобольск и в другие отдаленные и безопасные места». См.: Сборник Русского исторического общества. Т.11. СПб. 1873. С. 153

 [159] Цит. по: Половцов А.А. Русский биографический словарь. См.:  http://www.rulex.ru/xPol/index.htm?pages/25/588.htm

 [160] Цит. по: Половцов А.А. Русский биографический словарь. С. 77. См.:  http://www.rulex.ru/xPol/index.htm?pages/25/588.htm

 [161] Мусихин А.Л. Князь М.П.Гагарин в свете русско-шведских отношений начала XVIII века //Шведы и русский Север. Киров, 1997

 [162] См. письмо И.Н. Плещеева кабинет-секретарю А.В. Макарову от 2 июля 1720.: «Також который швецкия арестанты содержатца в Москве и в других городех, собрав, послать в Сибирь. А ко­торым живут на заводех и учат детей, и тех обязать реверзами и иметь над ними присмотр, дабы что противно его царского величества вы­сокому интересу, також вредителной или подозрителной кореспонденции от них не учинилось. А от которых шведцких арестантов будут посылатца писма в Свею, и из Свей присылатца к ним, и те писма со свидетелством повелено отправлять нам же». РГАДА. Ф. 9. Отд. 2. Кн. 47. Л. 435-436 об. // Дмитрий Серов "Администрация Петра I". М., 2008.

 

Автор: trojza на понедельник, марта 18, 2013

Труд и быт шведских военнопленных в России

[Введение. Часть 1 (1700-1705 гг.). Часть 2 (конец 1705-середина 1709 г.). Часть 3 (II пол. 1709-1710 гг.). Часть 4 (II пол. 1710-1720 гг.).]. Краткое содержание: Вступление в гражданскую службу; частное предпринимательство в среде старших чинов офицерского состава; науки и искусства; использование труда военнопленных нижних чинов на строительных работах; горно - рудное дело и химическая промышленность; оружейное дело; Труд пленных в поместно-вотчинном хозяйстве.

 

 

Переходя к обозрению сфер использования труда шведских военнопленных в России, следует отметить, что материальное положение офицеров и приравненных к ним статских служителей существенно отличалось от положения рядового состава.  Согласно общепринятому порядку их должно было содержать их собственное правительство. Ведал этим снабжением специально созданный в 1709 году в Москве по распоряжению Карла XII Фельд-комиссариат [1][163]. Однако, по большей части нерегулярное снабжение кормовыми деньгами офицерского состава, особенно расположенного в далеком сибирском крае заставляло шведских пленников полагаться больше на собственную энергичность и предприимчивость, умения и навыки, коммерческую хватку. Что же касается форм использования труда рядовых, нижних чинов и многочисленных групп гражданского населения завоеванных провинций, - они были настолько разнообразны, что вряд ли даже отдельное специальное исследование могло бы взять на себя смелость отразить все эти формы. Поэтому мы намеренно опускаем приведенные выше упоминания о труде военнопленных, к примеру, в судостроении, рассматривая наиболее характерные и массовые формы применения труда пленных. 

Вступление в гражданскую службу. Исследователями не раз отмечена интересная ситуация: в более затруднительном положении оказались профессиональные военные, большую часть своей жизни участвовавшие в военных походах и по тем или иным причинам не вступившие на русскую военную службу. Последним приходилось полагаться  только на помощь из Швеции.  Отдавая себе отчет, что среди этого контингента присутствует достаточно много европейски-образованных офицеров, использование опыта и образованности которых могло бы послужить на благо государства, Петр I не раз подчеркивал в своих указах возможность их вступления в гражданскую службу при учрежденных Коллегиях. 

  Яков Вилимович Брюс (?) (1669-1735). 

 

В донесении к Именному указу Петра I «О приглашении Шведских пленных вступить в гражданскую службу при Коллегиях» от 9 августа 1717 года (ПСЗРИ № 3101) Я.В. Брюс особенно оговаривает условия этой службы. Обещая «довольное жалование», он подчеркивал: «им довлеет подтвердить о представлении оным сей службы, что она есть гражданская, а не военная, в которую некогда употреблены будут, но в Коллегиях вышереченных чинами и далее пожалованы и награждены будут Его Государевым жалованьем по состоянию и искусству своих дел, и по скончании войны, ежели кто и не похочет, отпущены будут в свое отечество» [1][164]. В то же время указом было запрещено назначение каролинов, принявших русскую присягу на службу в Московской и Сибирской губерниях. Отметим, что поступление на службу позволяло выйти из статуса военнопленных и, конечно, поправить свое материальное положение. Несмотря на это довольно выгодное предложение, желающих  вступить на гражданскую службу России нашлось недостаточное количество, что вызвало к жизни повторное приглашение, выраженное  в Именном указе от 18 декабря 1718 года данном поручику гвардии князю Хованскому (ПСЗРИ, № 3259): «ежели которые из них не похотят, - сказано в Указе, - то обещай им некоторую награду и притом обнадежь их  Нашим именем, что они конечно ни в какую воинскую службу употреблены не будут, и как скоро с ними договоришься, то их и при них багаж и людей их привези сюда в Санкт-Петербург немедленно» [1][165]. 

 

Надо отметить, что и в этом случае ожидания Петра на массовый отклик на его приглашение не оправдалось. Причины недоверия пленных к предложению русского правительства более подробно описаны в записках Ф.Х. Вебера: «Тем иностранцам, которые приглашены были на царскую службу в коллегиях, было предписано, чтобы они прямо и немедленно объявили, желают ли они обязаться пожизненно служить у царя. Многие из них не захотели принять это условие и просили об отпуске их, по окончании договорного срока, на который они поступили. Большинство, впрочем, напротив, будучи Шведскими вассалами и пленными, согласились на предложенное им условие, так как, по предстоящему заключению мира, одни из них могли подвергнуться строгой ответственности по возвращении в отечество, а другие не предвидели в нем для себя никакого лучшего положения» [1][166]. В другом месте он отмечает: «458. Шведские пленные, которые призваны были из Сибири в Петербург на службу, в учрежденные вновь коллегии: военную, государственную, юстиц-коллегию, финансовую, адмиралитетскую, горнозаводскую и в другие, жили надеждою, что получат полную свободу, или же, по взятии с них присяги, они будут помещены в Лифляндских имениях» [1][167]. Анализируя действительные причины, побудившие каролинов принять такое решение, Г.В. Шебалдина справедливо отмечает: «Первой и, вероятно, самой существенной причиной были тяжелые условия плена, полунищенское существование, обрекавшее на голодную смерть, отсутствие достаточной и регулярной помощи из Швеции. Особенно трудно все это было пережить представителям офицерского сословия и статской знати. Рано или поздно для большинства из них  вопрос выживания становился главным»[1] [168]. Тем не менее, основная часть старшего и младшего офицерского составов могла надеяться на собственные силы, навыки, умения и изобретательность. 

 

Частное предпринимательство в среде старших чинов офицерского состава. Энергичность и предприимчивость каролинов старшего офицерского состава в плену вместе с изобретательностью, проявленной ими в области частного предпринимательства, давно заслуживают отдельного исследования. Без преувеличения надо сказать, что многие из умений и навыков шведских военнопленных, превращенных ими в статьи дохода, были необычны и новы для России. Как писал Ф. Х. Вебер, описывая промыслы военнопленных: «Некоторые из них промышляют деланием игорных карт (которых несколько колод князь Гагарин привез Его Величеству); другие вытачивают табакерки и иные вещи из каких-то неизвестных громадных костей, которые они находят там в земле и выкапывают»[1] [169]. Что касается упомянутого производства игорных карт Г.В. Шебалдина уточняет, что в 1713 году ротмистром Ф.Б. фон Куновым, лейтенантом К. Лейоншёльдом и фэнриком К.М. Сильверельмом был получен даже казенный подряд на их изготовление, по которому в 1714 и 1715 годах им были выплачены значительные суммы в 400 и 450 рублей соответственно [1][170]. Размер этого вознаграждения более ясен из свидетельства Ф.Х. Вебера, согласно которому пленник мог пользоваться благами относительно безбедного существования на сумму от 12 до 20 рублей в год[1] [171].  В другом месте тем же автором упомянут «Один известный лейтенант, Бременский уроженец, потерявший здоровье в морозную зиму под Полтавой и не знавший никакого ремесла, завел в Тобольске кукольную комедию, на которую стекается множество горожан, не видавших никогда ничего подобного» [1][172]. 

 

 Шведский фельдмаршал Магнус Стэнбок (1664-1717) в датском плену работает за токарным станком. Шведский художник: Альберт Эделфелт.

 

Большинство известий о сферах частного предпринимательства каролинов в плену приведены в работах Г.В. Шебалдиной по данным Сибирского приказа, однако судя по ним вполне можно судить о разносторонности таких проявлений в среде военнопленных, размещенных на территории всей России. Важной статьей дохода старших офицеров служило изготовление предметов роскоши и ювелирных изделий. Европейский опыт шведских мастеров-кустарей оказался весьма востребован в русской провинции, практически не знакомой с подобного рода изделиями. Яган Жеман и Иван Лирнт промышляли изготовлением серебряной посуды. Ротмистр Георг Маллиен, оставивший интересные воспоминания также занимался ювелирным делом и  живописью. Ювелиры из шведских пленных Горн и Бар оказались настолько успешны, что могли по воскресеньям кормить 12 своих товарищей. Ювелирные изделия и другие предметы роскоши, изготовленные Иваном Шкруфом (Скрутом) в Тобольске приобретались русской казной. Небольшой ювелирный цех, изготавливавший серебряные и золотые ювелирные изделия  некоторое время существовал и в Санкт-Петербурге.  А Шахматы, вырезанные из дерева поручиком Эриком Улспаром были преподнесены в дар Петру I М.П. Гагариным. Ротмистр Фридрих Ликстон (Верхотурье) платил казне пошлину за привозную кожу, из которой делал на продажу кошельки. Местные русские подмастерья за определенную плату активно перенимали опыт иностранных мастеров и участвовали в организованных шведами предприятиях, занимаясь выделкой серебра и кости мамонта, шлифовкой драгоценных камней, производством шёлковых обоев. Так, Корнет Бартольд Эннес в Тобольске вместе  с артелью, составленной из шведских военнопленных и русских подмастерьев изготавливал обои, украшенные золотыми и серебряными цветами. Среди таких торгово-промышленных артелей Г.В. Шебалдина справедливо отмечает артель Христофора Левенгфельта, занимавшуюся поставками леса для строительства, табачную артель капитана Муля, артель  поручика Ренольда Рапорта, занимавшуюся изготовлением кирпичей. Капитан Свенсон с подмастерьями занимался изготовлением фитилей, которые приобретались казной. Несмотря на государственную монополию на изготовление горячительных напитков, самогонно и пивоварение также было важной статьей дохода шведских военнопленных. Премьер-фэнрик Л. Риддерноф торговал в Казани плодами из возделываемого им сада, впоследствие перейдя на производство вина и табака.

 

 1717 г. августа 29. Проезжий лист, данный сибирским губернатором кн. М. П. Гагариным шведскому пленнику поручику Юрию Тиролю, отпущенному из Тобольска для доставки в Якутск меда, церковного вина, воска, сахара, "масла деревянного" и сукна. Подпись-автограф М. П. Гагарина. Печать Сибирского царства.  Экспозиция выставки Выставочного зала Федеральных архивов «Губернии в России при Петре Великом» (2008-2009 гг.).

 

Отмечая успешность частных предприятий некоторых пленников, Ф.Х. Вебер писал: «Один известный Шведский обер-лейтенант, также сосланный по некоторым причинам за Сибирь даже, к Остякам, теперь живет там очень хорошо. Он приобрел такую любовь туземцев, что они снабжают его всем, что только ему нужно и во всех делах земли своей спрашивают его совета. Лейтенант этот говорил Блюгеру, что он охотно закончил бы там и жизнь свою, если б только семейству его дозволено было приехать к нему» [1][173]. 

 

Конечно, далеко не у всех дела складывались так гладко. Частным предпринимательством могло прокормиться, по мнению Вебера, разве  1/10  часть пленников из старших офицеров. Прочим был уготован куда худший удел. Как верно отмечал Ф. Берхгольц в январе 1722 года: «Пленные шведские офицеры во время своего тяжелого плена, должны были привыкать ко всему, чтобы добывать себе хлеб, и те из них еще счастливы, которым удалось пристроиться подобным образом и которые не пострадали как очень многие; так например один офицер, при начале войны выступивший в поход прапорщиком, скоро был взят в плен, и много лет снискивал в Сибири себе пропитание тем, что за ничтожную плату нанимался колоть дрова, косить и пахать; между тем молодость его прошла, и он до сих пор, несмотря на заключение мира, принужден здесь собирать милостыню»[1] [174]. 

 

Не будет преувеличением сказать, что описывая пусть даже вполне многочисленные частные предприятия пленных, речь здесь идет скорее об исключениях, чем о практике распространенной повсеместно. Наиболее  распространенной формой заработка оставались частные подряды, как правило, не предполагавшие денежной оплаты труда. Многие офицеры высокого звания были вынуждены наниматься батраками даже к крестьянам. Йоахим Лют подробно описал в своем дневнике распорядок такой работы, по которому он вместе  с другими пленными четыре дня в неделю трудились у крестьян за предоставленное пропитание, а остальные дни могли заниматься охотой и рыбалкой в свою пользу[1] [175]. Другой возможностью заработать пропитание была работа при монастырях. О положении большинства пленных каролинов в 1714 году красноречиво говорит Ф.Х. Вебер: «В Сибири находится до 9 тысяч Шведских пленных, считая с обер и унтер офицерами, и хотя их не гоняют ни в какую работу, ни на ловлю соболей (на что употребляют только Русских колодников), но все-таки живут они там в крайней нищете.  В одном Тобольске живет их более 800 офицеров, и все они, как крестьяне, ходят в одних совершенно простых и плохих армяках; ни от короля, ни от кого из своих содержания они не получают и потому поневоле работают на Русских за поденную плату» [1][176].

Распространенная среди старших офицеров некоторая свобода действий, конечно, не распространялась на представителей нижних чинов. У них, как и многочисленных гражданских лиц, попавших в плен вместе с обозом, практически не оставалось выбора и какой-либо возможности заработать себе пропитание частным предпринимательством.

 

Науки и искусства. Многие шведы старшего офицерского состава во время своего продолжительного плена активно занимались науками и искусствами.

Взятый в плен под Полтавой, и прибывший в 1711 году в Тобольск, Курт Фридрих фон Врех (Curd Friedrich v. Wreech) образовал здесь школу, в которой обучались взрослые и дети, русские наравне с иностранцами. Преподавание в ней носило религиозно-нравственный характер. Непосредственно перед ее закрытием штат воспитателей, целиком состоявший из пленных шведов, воспитанников и воспитанниц доходил до 140 человек [1][177]. Деятельность Вреха вызывала одобрение Петра. По заключении мира Врех отправился через Москву и Петербург в Стокгольм. Став воспитателем сына графа Прошниц в Зорау, он издает книгу  под названием «Подлинная и сложная история шведских заключенный в России и Сибири (Wahrhafte und umständliche Historie von denen schwedischen Gefangenen in Russland und Sibirien) [1][178]. Книга выдержала два издания: первое было осуществлено в 1725 г., второе, дополненное - в 1728 г. Во многом благодаря этому труду данные о положении пленных в Сибири кажутся более полными, что, конечно облегчает исследовательский процесс в этом направлении. 

 

 Титульный лист книги Курта Фридриха фон Вреха «Wahrhafte und umständliche Historie von denen schwedischen Gefangenen in Russland und Sibirien». Зорау, 1728 год.

 

В 1719-1724 годах пленные шведы  Табберт и Страленберг в составе экспедиции  Даниила Готлиба Мессершмидта (1685-1735) исследовали природные богатства Сибири [1][179]. 

 

 Карта восточной Сибири, составленная  Страленбергом. Париж. 1725 год.

 

Как писал Ф. Берхгольц в январе 1722 года: «В России пленные шведы занимались почти всеми искусствами и ремеслами, что было выгодно как русским, так и им, потому что они, по возможности, обогащались через это, а те пользовались случаем хорошо и дешево убирать свои дома. Я уверен поэтому, что отсутствие пленных, которые были в Москве лучшими ремесленниками и художниками, будет чувствительно здешним жителям»[1] [1][180]. Далее у Берхгольца следует очень интересное замечание: «Большая зала этого дома обита позолоченным, очень красивым, сафьяном, сделанным здесь же в Москве пленными шведами» [1][181]. Вместе с шведским капитаном осматривая дом купца Коха, Берхгольц отмечает: «Позади дома расположен хорошенький сад (с прекрасным прудом), который разбит пленными шведскими офицерами и окончательно устроен водившим нас капитаном»[1] [182]. Как мы видим, опытные в садово-перковом искусстве каролины зачастую становились садовниками и проектировщиками садово-парковых ансамблей. 

 

В 1714 году из Тобольска в Томск прибыли шведы, плененные в ходе полтавского сражения. Здесь в 1719 году ими был образован первый в Томске ансамбль европейской музыки, которым руководил комендант города В.Г. Козлов. Весомый вклад шведских военнопленных в формирование традиций российского инструментального музицирования подробно проанализирован в одноименной статье А. Недоспасовой [1][183].

 

Пленным офицерам не чуждо было и поэтическое творчество. Плененный русским войском под Полтавой 23 летний старший лейтенант Георг Генрхих фон Борнеман в Симбирске, зимой 1710-1711 года написал интересный во многих отношениях поэтический цикл. Последний были издан при участии профессора Universitas Gothorum Carolina или шведского Лундского университета Мартина Вейбулла в 1868 году. Он же установил их авторство. Дальнейшая судьба молодого поэта неизвестна, однако по слухам, он пытался бежать где-то под Вяткой и пропал без вести (возможно, был убит при попытке к бегству). Тетрадь со стихами сохранилась у его друга ротмистра Георга Маллиена. Последний, вернувшись в Швецию, передал тетрадь в библиотеку Лундского университета, в которой она хранится под названием "Песни пленного шведа с симбирской горы".

 

Конечно, основная масса военнопленных не имела никаких возможностей посвящать время  плена наукам и искусствам.

 

Использование труда военнопленных нижних чинов на строительных работах.  Разрушенная войной, регулярными пожарами, истощенная Россия как никогда нуждалась в масштабном каменном строительстве. Принудительное определение военнопленных к различного вида работам не было чем-то исключительным в международном праве, как раз наоборот, было распространено практически повсеместно. Труд русских пленных за определенное денежное содержание широко применялся на фортификационных работах в Стокгольме. Однако, до описываемых событий история знала мало примеров использования в строительстве столь масштабного контингента военнопленных. 

 

Обоснованной кажется гипотеза, согласно которой первым опытом привлечения труда небольшого количества шведских военнопленных для возведения фортификационных сооружений можно отнести ко второй половине 1701 – началу 1702 годов. Тогда под руководством подполковника Михаила Шеншина велись работы по укреплению оборонительных сооружений Пскова и находящегося поблизости Псково-Печерского Успенского монастыря. Задействование почти трехтысячного контингента работников в ремонте бастионов Шлиссельбурга (Орешка), согнанных из Каргополя, Белоозера, Ржева, Олонца и других городов в 1704 году также, предполагает участие в этих работах пленных.  

 

Наиболее ранним документированным упоминанием о привлечении военнопленных шведов к строительным работам из обнаруженных нами является письмо Петра I Тихону Никитичу Стрешневу от 7 июля 1705 года, в котором предписывалось «прочих рядовых всех перековать и послать на работы» [1][184]. В следующем, 1706 году труд пленных гражданского и военного населения г. Митавы мог использоваться в ремонтно-строительных работах на территории Можайского кремля и Можайского Лужецкого Ферапонтова монастыря, о чем также свидетельствует личное распоряжение Петра I М. П. Гагарину [1][185]. Множество разрозненных свидетельств указывают на привлечение ограниченного числа военнопленных к строительно-ремонтным работам по укреплению фортификационных сооружений Твери, Серпухова и Высоцкого монастыря под Серпуховом в 1707-1708 годах[1] [186]. На настоящий момент остаются не выявлеными документы, которые бы свидетельствовали о привлечении шведских военнопленных к широкомасштабным фортификационным работам в Московском Кремле и Китай-городе, проводившихся под руководством коменданта города М.П. Гагарина в 1707-1709 годах в ожидании нашествия шведской армии на Москву. До сих пор первое упоминание о привлечении 4000 каролинов к строительству в Москве относится к августу 1709 года[1] [187]. Есть основания предполагать, что их труд использовался в возобновленном с 1706 года строительстве здания Арсенала Московского Кремля и земляного вала у Боровицкой башни. 

 

 Доношение московского коменданта князя М.П. Гагарина о привлечении пленных шведов к работам по строительству крепостных укреплений в Москве. 1710 г. декабрь. Из фондов РГАДА. Материалы выставки, проведенной в  Выставочном зале Федеральных архивов.

 

В 1708 году определенная часть ремонтных работ с привлечением военнопленных проводилась в Звенигородском Савино-Сторожевском, Троице-Сергиевом монастырях и их окрестностях, в которые были распределены крупные группы рядового состава военнопленных. По свидетельству авторитетного исследователя-археолога В.П. Зубова, в последнем пленные шведы возводили бастионы и насыпи вокруг монастырской ограды у угловых башен крепости[1] [188]. Доподлинно известно, что начиная с лета 1709 года более 3000 военнопленных трудились над возведением крепости Осеред (ныне г. Павловск Воронежской области) [1][189].

 

Участие военнопленных на строительных работах как в Нижнем Новгороде [1][190], так и в Петербурге и его окрестностях начинают четко прослеживаться в источниках с 1710 года. Е. Андреева в статье «Шведские строители российской столицы» приводит интересную статистику: «По документам Канцелярии городовых дел в тот год (1710 – прим. А.П.)  в ее ведомстве работало 650 шведских военнопленных, из которых в декабре во время работы 11 человек задавило землей насмерть. В сентябре 1711 г. глава этой Канцелярии обер-комиссар У.А. Сенявин ожидал прибытия в Петербург 284 пленников /…/ с тем чтобы часть из них отправить на работы в Екатерингоф. Основная масса шведских пленных (более 2600 человек) прибыла в Петербург на работы в 1712-1714 гг.»[1] [191]. Осенью 1714 года из серных копей Самары в Петербург было переведено еще 600 военнопленных. Их труд широко использовался в строительстве церковных, гражданских и военных объектов, царских резиденций и частных домов: Александро-Невского монастыря, Петропавловской крепости, Государственной канцелярии и Сената, гавани на о. Котлин, Зимнего, Летнего и Екатерингофского дворца в Петергофе, дворцов А.Д. Меншикова на Васильевском острове и Ориниенбауме, мазанковых зданий Большого гостиного двора, возводившихся по типовым проектам Доменико Трезини [1][192].

 

 Чертеж-рисунок города Тобольска с обозначением Большого Своза ("Звоза") между Кремлем и посадом, построенного пленными шведами. Тушь. 1714 г. Экспозиция выставки Выставочного зала Федеральных архивов «Губернии в России при Петре Великом» (2008-2009 гг.).

 

1711 год был отмечен необычайной интенсификацией строительного дела и в так называемой «третьей столице» России, - Тобольске. Наряду с другими объектами тобольского кремля и каменными строениями прилегающих к тему земель с 1714 по 1717 под руководством шведского военнопленного Ягана по проекту тобольского архитектора С.У. Ремезова шло  возведение знаменитой «Рентереи»  - казнохранилища, использовавшегося в основном для хранения пушнины, - основного в те времена товара, благодаря своей высокой экспортной стоимости, окупавшего дорогостоящие строительные проекты Западной Сибири тех времен. По достоверным источникам, строительство производилось силами строительной артели, состоящей из более чем трехсот каролинов.  Многие зарубежные источники подчеркивают личную роль Сибирского губернатора Матвея Петровича Гагарина в организации этого широкомасштабного по тем временам строительства. Ф. Х. Вебер свидетельствует в своих записках: «Князь Гагарин (которого, можно сказать, боготворят в Сибири за его щедрость и доброту), в продолжении трехлетнего губернаторства своего, уже роздал вообще всем пленным слишком 15,000 рублей. Пленные эти выстроили себе Шведскую церковь собственными руками и имеют пастора, бывшего в Петербурге при одной Лютеранской церкви и сосланного Его Величеством в Сибирь за некоторые произнесенные им речи»[1] [193]. 

 

 

Рентерея («Казенная» или «шведская» палата Тобольского кремля). Фото: varandej.

 

Конечно в строительном деле существовало определенное разделение труда. Далеко не все военнопленные обладали строительными специальностями, и совсем малое их количество могло проявить себя в качестве архитекторов и весьма востребованных в то время чертежников, - как то справедливо отмечает в своей статье Е. Андреева[1] [194] в связи с описанием масштабной деятельности  Карла Гредрика Койета (Coyet), связанной с его работой в Канцелярии городовых дел Санкт-Петербурга под руководством Доменико Трезини с 1718 по 1721 год.

 

Горно - рудное дело и химическая промышленность. Большое внимание Петр I уделял развитию производств, связанных с производством пушек и пороха: добыче железной руды, серы и пр. Едва ли не первым по массовости привлечения трудовой силы военнопленных служило горно – рудное дело. Многие квалифицированные пленные шведы работали на уральских заводах – Алапаевском, Каменском и Невьянском. 

 

В ноябре 1710 года группа военнопленных была по личному распоряжению Петра I отправлена из Вятки на Алапаевские заводы для добычи железной руды. Реализация этого распоряжения, как и многих других, касающихся судеб шведских пленников легла на плечи все того же М.П. Гагарина. Г.В. Шебалдина приводит и текст его указа по этому вопросу, из которого мы можем подчерпнуть сведения об условиях труда пленных в Сибири: «… по пути в Сибирь заехать ему на Вятку и проследить почему не отправлено 1000 пленных на Алапаевские заводы. И отправить еще 500. И быть ему (стольнику С.Д. Траханиотову – прим. А.П.) с ними на заводе, а кормовых денег давать им по 2 деньги на человека и полтора четверика муки на месяц. А собирать им эти деньги и муку с верхотуринских со всех крестьян. Смотреть, чтобы были в работе, никому не было насилия и чтобы не служили (т.е.  чтобы не использовались как частная прислуга – прим. А.П.). Смотреть, чтобы деньги строго выдавались, чтобы не поморить с голоду. Работать с русскими, держать табак, вино и всякий харч из кабака. Тех, кто убегут, наказывать, сажать в тюрьму, ковать в железо»[1][195]. Действительно, несмотря на относительную мягкость по отношению к форме содержания шведских военнопленных особенно в конце войны, побег карался довольно строго. «Железоделательный завод» заложенный еще в 1702 году дал первую продукцию в апреле 1704 года. С 1710 по 1720 годы при участии  военнопленных были разведаны новые месторождения железной руды и залежи асбеста.

 

 Василий Никитич Татищев (1686-1750).

 

В 1711 году по течению Камы были расселены большие части военнопленных. По свидетельству исследователя Г.М. Залкинда: «Среди них оказалось несколько горных мастеров, которые обнаружили довольно большие запасы руды. С разрешения елабужского начальства они восстановили печи Сарайлинского завода и начали производить металл. К этому времени относится и начало активной разработки медных месторождений как вокруг завода, так и на луговой части Камы. Шведы были заняты и на производстве, и на самих рудниках» [1][196]. В июле 1720 г. Сарайлинские медные плавильни осматривал Василий Никитич Татищев. 9 марта того же года ему был объявлен указ: «ехать ему в Сибирскую губернию на Кунгур и в прочие места для осмотру рудных мест и строения заводов». И в  мае того же года он отправляется из Москвы через Нижний Новгород и Казань в Кунгур. Вместе со специалистами В.Н. Татищев утверждает удобное место для строительства нового завода на Исети, «понеже здешнее место стало по середине всех заводов», на перекрестке торговых путей. Среди работников этого нового завода мы так же находим следы присутствия шведских военнопленных [1][197]. В.Н. Татищев немало сделал для того, чтобы привлечь шведских военнопленных к работе на горных предприятиях, увеличить им жалование, разными способами пытался закрепить их в России. Так, именно он добился указа о разрешении шведам жениться на русских девушках, не переходя при этом из протестанства в православную веру [1][198].   На Сарайлинских плавильнях шведы были заняты не только у печей, но и на рудниках. Обнаружены сведения, по которым труд каролинов использовался и на Шурминском медеплавильном заводе. 

 

В связи с ведением Северной войны  возросла необходимость в расширении добычи серы как одной из важнейших составных частей при изготовлении пороха. До 1710 года сера разрабатывалась из серных ключей в незначительном количестве на казенном заворе в Сергиевске на р. Соке, учрежденном еще в 1700 году. По свидетельству Ф.Х . Вебера около 600 шведских пленных работало до 1714 года в серных копях под Самарой [1][199], а именно на открытом в 1710 году казенном серном заводе. Мы можем сделать уточнение: работы по добыче серы велись в так называемых «Жигулевских штольнях» или каменоломнях, расположенных в окрестностях села Ширяево на Серной горе под Самарой, где до сих пор сохранилось несколько рудников петровских времен. Добыча, однако, росла неудовлетворительными темпами, что привело к изданию указа 17 декабря 1714 года об увеличении добычи серы на Самарских рудниках и отправке ее в Артиллерийское ведомство столицы, и последующей реорганизации производства. В примечаниях к письмам и бумагам Петра I есть и следующее уточнение: «Главный контингент рабочих на нем состоял из пленных шведов (313 чел.); кроме них на заводе работали 9 русских мастеровых людей, а также 40 самарских ясашных людей и 20 самарских же дворцовых крестьян, для которых эта работа была повинностью. На Самарском заводе  добывалось около 700 пудов серы в год»[1] [200].

 

Есть сведения об использовании труда шведских пленных и на существовавших в то время в Московском уезде заводах по изготовлению пороха: Филимона Аникиева и Меера на р. Яузе открытого еще в 1655 году и около села Успенского на р. Клязьме, Андрея Рухтера и Беркузена  (до 1712 -  завод Стельса) в Обуховской слободе, Елизария Избранта близ села Савинского в Богородском уезде на р. Воре и Кондратьева, близ Данилова монастыря в Москве. С 1712 года шведы работали и на основанных в том же году Охтенском и Петербургском  пороховых казенных заводах.

 

Оружейное дело. Труд шведских военнопленных и оружейных мастеров, обнаружившихся среди их массы, также активно использовался русским правительством. В марте 1710 года М. П. Гагарин получил Указ следующего содержания: «...в Оружейную палату (назначались – прим. А.П.) иноземцы шведского полона, мастеровые люди оружейного дела, шесть человек, для управления оружейного дела». Скорее всего их работа заключалась в ремонте трофеев, поступавших в Оружейную палату. 

 

В 1712 году Российское правительство заключило трехлетний контракт с оружейником, шпажных дел мастером Францем Люботеем. Согласно контракту, предприниматель обязался поставлять  10 000 единиц холодного оужия (палашей) в год, «...а буде возможность - делать и шпаги солдатские». Ф. Люботей добился ассигнования 2000 рублей на строительство и первоначальное заведение завода. Ему были выделены 30 мастеров кузнечного дела и 20 помощников кузнецов, причем, контрактом оговаривалось, что в случае смерти или болезни работника он должен быть заменен со стороны правительства (что позволяло бы в будушем экономить предприятию деньги на найм или приобретение крепостных квалифициованных специалистов). По распространенному на ранних мануфактурах петровского времени обычаю, для работников предполагалось изготовление форменной одежды, особых, отличительных знаков для кузнецов. Существуют указания, что на заводе активно использовался в том числе и труд шведских военнопленных. В 1713 году Ф. Люботей докладывал в военную канцелярию о выборе места для строительства завода на реке Сетунь под селом Троицкое-Голенищево, на патриаршей земле, но вскоре он отказался от своего решения в пользу местности по реке Пехорке в окрестностях села Михнево в нынешнем Люберецком районе. Вскоре здесь были выстроены мельница и фабричный корпус. К 1717 году завод поставил правительств около 30 000 палашей. В 1722 году по указу Петра I для нужд завода была возведена плотина, образовавшая обширное озеро. Несмотря на успехи, сделанные производством на первых порах, после 1722 года его интенсивность постепенно затухала, возможно в связи с весьма распространенной нерегулярностью оплаты продукции со стороны правительства или в связи с завершением Северной войны. Позднее, при Анне Иоанновне, в 1734 году завод был принят от владельца в артиллерийское ведомство и  и переоборудован в суконную фабрику для выделки армейского сукна. В 1758 году суконная фабрика была отдана на посессионное содержание купцу Кишкину, а в 1811 году владельцами суконной фабрики становятся братья Александр и Константин Иконниковы.

 

Труд пленных в поместно-вотчинном хозяйстве. К сожалению, до сих пор почти не рассматривался вопрос об условиях жизни и труда шведских военнопленных в многочисленных поместно-вотчинных хозяйствах первой четверти XVIII века. Выше мы не раз обращали внимание на распространенные случаи, когда пленный мог оказаться в непосредственной зависимости от частного или государственного лица, став, пусть и на некоторое время его дворовым слугой или даже в некотором роде «крепостным». Такой смене статуса военнопленного, изначально принадлежавшего государству, способствовала распространенная особенно в первую половину Северной войны практика торговли пленниками. С другой стороны, нередкое на войне смешение понятий государственной и частной собственности способствовало формированию отношения к пленным со стороны различных слоев командования армии как к личным трофеям. Кроме того, заинтересованный в  труде ремесленника или неквалифицированного рабочего служилый человек мог подать прошение в приказ, распоряжавшийся пленными и за определенную сумму эксплуатировать его труд в личных целях. В любом случае, упоминания об использовании подневольного труда шведских пленных в дворянских, купеческих и даже крестьянских хозяйствах, равно как и в частном услужении – чрезвычайно распространены. 

 

Примером положительной социально-культурной адаптации может послужить приведенный Яковом Карловичем Гротом случай: «Капитан Норúн получил в сражении при Полтаве семь ран и два дня пролежал на поле битвы; на третий же мог с трудом дотащиться  до русского  лагеря, где и объявил себя военнопленным. Он жил сперва в Архангельске, а потом в Галиче, и здесь своими познаниями и образованностью обратил на себя внимание одного помещика, который предложил ему место наставника при своих сыновьях. Вскоре Норúн до такой степени снискал его дружбу и доверенность, что на случай смерти своей отец назначил его опекуном сирот. Через несколько времени помещик действительно умер, и пленный швед вступил в управление имением своих питомцев, которые любили его как второго отца. При отъезде его из России, по заключении мира, он честно разделили между ними все, чем с такою пользой для них заведовал, и возвратился в отечество. Впоследствии он возведен был во дворянство и принял фамилию Норденсверд» [1][201]. Конечно этот случай без натяжки можно назвать уникальным, но здесь он приведен как пример возможного успеха труда европейски-образованного представителя контингента шведских военнопленных в вотчинно-поместном хозяйстве средней руки.

 

Эта интересная проблема была поставлена недавно Е. Рычаловским в статье «Социокультурная адаптация шведских пленных периода Великой северной войны», в которой справедливо отмечено важное обстоятельство: «… променяв полуголодное существование за счет казны на относительно сытую жизнь в усадьбе, пленные оказывались во власти господина или его приказчика. Их недовольство своим положением выражалось в побегах, нередко сопровождавшихся кражей имущества. Некоторые пленные после смерти хозяина или ухода его на военную службу переходили с места на место» [1][202]. Труд множества каролинов использовался в поместно-вотчинных хозяйствах  в столярном и плотничном деле, строительстве, производстве одежды и других разнообразных формах его применения. Множество прикрепленных к определенным дворам пленных было вынуждено наниматься на работу в других хозяйствах или даже просить милостыню, выплачивая своему хозяину некоторую оговоренную сумму «оброка». Зачастую, как свидетельствуют источники, эта сумма назначалась хозяином пленника из затрат на его пропитание и была привязана к сумме, выплаченной хозяином в приказ или на торгах за право пользоваться трудом пленного. Конечно, обещания отпустить пленника на волю по мере возврата затраченных на его приобретение средств служили полем для разнообразных махинаций со стороны владельца хозяйства. Последнее обстоятельство нередко приводило к долговому закабалению пленника, не только осложнявшего его материальное положение, но и делавшего проблематичным его возвращение на родину после окончания Северной войны и заключения Ништадского мира.

 

Продолжение следует...

При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com

 

 [163] Главы Фельд-комиссариата: 1709-1714 граф Карл Пипер,1714-1718 фельдмаршал Реншильд, после 1718 генералы Крейц и Левенгаупт.

 [164] ПСЗРИ. Т. V (1713-1719). СПб, 1830. С. 507.

 [165] ПСЗРИ. Т. V (1713-1719). СПб, 1830. С. 602-603.

 [166] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872. С. 446.

 [167] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872

 [168] Шебалдина Г.В. Шведские военнопленные в Сибири. Первая четверть XVIII века. М., 2005. С. 132.

 [169] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872 . С.1072.

 [170] Шебалдина Г.В. Сибирские мемуары каролинов: о своих и чужих // Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009. С. 56.

 [171] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872. С. 446. С. 1401.

 [172] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872 . С. 1400-1401.

 [173] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872 . С. 1104.

 [174] Неистовый реформатор/Иоганн Фоккеродт. Фридрих Берхгольц. М., 2000. С. 44

 [175] Приведено по: Шебалдина Г.В. Сибирские мемуары каролинов: о своих и чужих // Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009. С. 55-56.

 [176] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872 . С. 1071-1072.

 [177] Подробнее о школе Вреха в Тобольске: А. Ш. Школа в Тобольске в царствование Петра // Журнал Министерства народного просвещения. 1857, июль; Glaubrecht. Die Sibirische Schule .Дармштадт, 1885; Обращение К.И.Крюйса к Петру I о поддержке Тобольской школыинтерната, основанной пленными шведами в 1711 г. для шведских, русских и татарских детей. Канцелярия адмирала К.Н. Ф. 234. Д. 73; Оп. 1

 [178] Wreech С. F. von. Wahrhafte und umstandliche Historic von denen schwedischen Gefangenen i Russland und Sibirien. - Sorau, 1725. Электронная копия текста расположена на интернет-ресурсе: http://gdz.sub.uni-goettingen.de

 [179] Pallas P. Neue nordische Beitrage (Санкт-Петербург, 1782), т. III: Messerschmidts siebenjahrige Reise in Sibirien

 [180] Неистовый реформатор/Иоганн Фоккеродт. Фридрих Берхгольц. М., 2000. С. 45

 [181] Там же.

 [182]Там же.

 [183] Недоспасова А. Вклад шведских военнопленных в формирование традиций российского инструментального музицирования//// Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009.

 [184] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.3. СПб. 1893. С. 371.

 [185] Сборник русского исторического общества. Т. 11. СПб. 1873. С. 118.

 [186] Соловьев С.М. История России с древнейших времен.  Т.15. Гл.IV.

 [187] Донесение Уитворта Бойлю от 17 августа (н.с. 28) 1709 года. //Сборник Русского исторического общества. Т.50. СПб.1886. С. 233.

 [188] Зубов В. П. Архитектура Троице-Сергиевой Лавры. Исторический очерк // Троицкий сборник. № 2. Сергиев Посад, 2002

 [189] Письмо № 3303. //Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С.284. О заведении верфи военных кораблей в Коротояк Петр I  писал Федору Матвеевичу Апраксину 20 мая 1709 года (№ 3201)// Там же.  С. 187, 292.

 [190] См.: Смирнов А. Пленные шведы в Н-Новгороде. (1710-1712 г.г.) // Действия Нижегородской ученой архивной комиссии. Сб. статей, сообщений, описей и документов. Т. 3. Н.-Новгород, 1898.

 [191] Андреева Е. Шведские строители русской столицы // Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009. С. 147.

 [192] Данные из: Андреева Е. Шведские строители русской столицы/ Там же.

 [193] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872 .

 [194] Андреева Е. Шведские строители русской столицы // Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009. С. 151.

 [195] РГАДА. Ф.214. Оп.5. Д. 1930. Л. 3-4.

 [196] Залкинд Г.М. Очерки истории горнозаводской промышленности Татарстана XVII-XIXв.- Казань, 1930. С. 191.

 [197] См, напр.: Шебалдина Г.В. Шведские военнопленные в Сибири. М., 2005. С. 59.

 [198] Несколько другую версию озвучивает Бассевич: «1721. Продолжительный плен множества шведов, взятых при жизни Карла XII и отправленных в Сибирь, превратил их как бы в природных ее жителей. Они в особенности заставляли ценить себя в этой дикой стране своим искусством в горных работах, с которыми русские были мало знакомы. Многие из пленников, потеряв надежду на обмен или выкуп, желали посредством браков основаться навсегда в местах своей ссылки. Но они были слишком велики душою, чтобы ради любви отречься от веры своих отцов, а русские женщины, хотя и плененные кротостью нравов этих иностранцев, боялись оскверниться браком с протестантами. Некоторые из них, пренебрегшие подобным предрассудком, были разлучены священниками, господами и безжалостными судьями с любимыми мужьями-еретиками и выданы за православных, которые им не нравились. Извещенный об этом, царь нашел такие поступки столько же несправедливыми, сколько и противными его интересам, но со всем тем не хотел показать, что действует по своему произволу в вопросах, касающихся религии. Дело это было отдано на рассмотрение Св. Синода, который напечатанным в С.-Петербурге 18 августа 1721 года указом, делающим по своему благоразумию честь его составителям, объявил браки между православными и иноверцами не только законными и дозволенными, но и похвальными, если они клонятся ко благу государства, и подчинил их только одному условию, по которому еретик обязывался давать подписку, что не станет тревожить совести своей жены и что дети будут исповедовать господствующую религию страны. Этот мудрый указ приобрел России значительное число полезных жителей. СМ.: Бассевич Г.-Ф., фон. Записки, служащие к пояснению некоторых событий из времени царствования Петра Великого // Юность державы. История России и дома Романовых в мемуарах современников XVII-XX вв. - М., 2000. С. 392.

 [199] «…пригнаны были Финские крестьяне и пленники Шведские. Сих последних прибыло из Самары, города лежащего за Казанью на р. Волге, 600 человек, которые там работали несколько уже лет, в серных копях; по вредному влиянию работы этого рода на здоровье людей, пленники большею частью перемерли в тех местах». См.: Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872. С. 1346.

 [200] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 9. Вып. 2. М. 1952. С. 593.

 [201] Грот. Я. К. О пребывании пленных шведов в России при Петре Великом. //Труды Я.К. Грота Т.4. СПб. 1901. С. 132.

 [202] Рычаловский Е. Социокультурная адаптация шведских пленных периода Великой северной войны // Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009. С. 84.

 

Автор: trojza на вторник, марта 19, 2013