Кто первым водрузил знамя над Рейхстагом?

Третьего не дано

 
  •  
  •  
  •  
 

 

 
 

Главным при водружении Знамени Победы над Рейхстагом был не Кантария и Егоров, а лейтенант Берест, о котором приказали забыть

день победы 9 мая рейхстаг знамя победы алексей берест
 
  Лейтенант Алексей Берест. Постановочное фото Е.Халдея. Алексей Берест — в центре.  
Красное полотнище Военного совета №5, которое стало известно как Знамя Победы, взметнулось над Рейхстагом перед самой полночью 30 апреля 1945 года. Командир 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии полковник Федор Зинченко, назначенный комендантом Рейхстага, назначил знаменосцами разведчиков — сержанта Михаила Егорова и младшего сержанта Мелитона Кантарию. Их привели в логово фашистов через несколько часов, как в здание ворвались штурмовавшие его подразделения. Самостоятельно задачу знаменосцы выполнить не смогли. Вывел их на крышу Рейхстага и прикрыл огнем замполит лейтенант Алексей Берест. Втроем они салютовали с вершины купола Родине о победе над фашизмом. Под ними, тремя, лежал поверженный Берлин…  

И если разведчики вскоре стали Героями Советского Союза, то Алексею Бересту достался только орден Красного Знамени. Его имя оказалось забыто из–за самолюбия сильных мужчин, борьбы за славу, намеренных и случайных исторических ошибок.  

Правду об Алеше Бересте и его трагической судьбе накануне 65–летия Победы решил рассказать его земляк, полковник в отставке Юрий Галкин, долгие годы проработавший в Главном организационно-мобилизационном управлении Генерального штаба и в Центральном архиве Министерства обороны РФ.

—Приехав однажды на родину в село Синявское, расположенное между Ростовом–на–Дону и Таганрогом, я заинтересовался судьбой своего земляка — Алексея Береста, на могиле которого было лаконично выведено: “Участник штурма Рейхстага”.  

Известно было, что Алеша в 12 лет остался круглым сиротой, долго беспризорничал, жил в детдоме. Закончив семь классов средней школы, работал трактористом. После службы в армии попал прямиком на войну с финнами. В самый разгар Великой Отечественной рослого, смышленого паренька направили в Ленинградское краснознаменное военно-политическое училище. По окончании ускоренного курса Алексей попал в самое пекло боев: был назначен заместителем командира по политчасти 3-го стрелкового батальона 756-го стрелкового полка 3-й ударной армии Первого белорусского фронта.  

Природа Алексея не обидела: он вымахал ростом под 2 метра, был плечистым, подтянутым, невозмутимым. При этом силой обладал богатырской, легко поднимал двух фрицев и сталкивал их лбами. В бою неизменно оказывался в первом эшелоне, действовал как заправский командир.   

…Берлинская операция началась 16 апреля 1945 года и по плану должна была закончиться 25 апреля, но растянулась на две недели.  

— 150-я стрелковая дивизия, где воевал Берест, вела тяжелейшие уличные бои в Берлине, продвигаясь по два-три километра в сутки к центру города. Здания и улицы были приспособлены немцами для обороны. В верхних этажах домов располагались снайперы и автоматчики.  

— Директивой Военного совета 3-й ударной армии предписывалось ускорить взятие Рейхстага. Специально оговаривалось, что командир части, подразделения, которые первыми водрузят знамя над Рейхстагом, будут представлены к присвоению звания Героя Советского Союза. Указывалось также, чтобы эту информацию довели до каждого воина.  

Первое упоминание о Знамени Победы датируется 6 ноября 1944 года. Именно в этот день Сталин на торжественном заседании Моссовета призвал советских воинов: “Добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином Знамя Победы”.  

16 апреля 1945 года состоялось совещание начальников политотделов всех армий 1-го Белорусского фронта по вопросу, как выполнить указание Сталина. Где и на каком объекте водружать Знамя Победы? Жуков, рассудив, что это вопрос политический, обратился в Главное политическое управление. Был получен ответ — над Рейхстагом!  

Предпочтительнее шансы первыми подойти к Рейхстагу были у 3-й ударной армии. Изготовили девять знамен — по числу соединений в армии. Знамя по размеру и форме напоминало Государственный флаг СССР.  

В ночь на 22 апреля от имени Военного совета армии знамена распределили между соединениями. Знамя №5 получил командир 150-й стрелковой дивизии генерал-майор Шатилов.  

Штурмующие подразделения не подозревали, что учитываться будут только стяги Военного совета. Все это впоследствии обернулось великой путаницей, лавиной фальсификаций, обманутыми надеждами.

О взятии Рейхстага доложили заблаговременно

Рейхстаг был подготовлен к круговой обороне. Окна заложены кирпичом, оставлены небольшие по размеру амбразуры и бойницы.  

30 апреля перед рассветом Рейхстаг штурмовали выдвинутые в первый эшелон три спешно доукомплектованных батальона. В центре по направлению от “дома Гиммлера” действовали батальоны 150-й стрелковой дивизии Неустроева и Давыдова. На стыке между ними находилась группа Макова. Левее, со стороны швейцарского посольства, — батальон из 171-й стрелковой дивизии полковника Негоды, которым командовал старший лейтенант Самсонов. Здесь же находилась и вторая штурмовая группа майора Бондаря.  

Две атаки из-за шквального огня были отбиты. Но в  середине дня 30 апреля 1945 года в штаб 1-го Белорусского фронта поступило сообщение, что Рейхстаг взят, и красное знамя на нем. Доклад о взятии Рейхстага быстро дошел до Москвы. Из нее поступило поздравление Сталина.  

Военный совет 1-го Белорусского фронта издал приказ №06 — поздравление. В нем говорилось: “Войска 3-й ударной армии генерал-полковника Кузнецова заняли здание Рейхстага и сегодня, 30 апреля 1945 года, в 14 часов 25 минут подняли на нем советский флаг”.  

— В это время ни одного советского солдата в Рейхстаге не было. Штурмующие батальоны, прижатые к земле плотной огневой завесой противника, находились на Королевской площади, в двухстах метрах от здания. Желаемое за действительное выдал командир 150-й стрелковой дивизии генерал-майор Шатилов.  

Когда командование 150–й дивизии разобралось в обстановке и уяснило, что Рейхстаг не взят и победного флага на нем нет, изменить что–либо было сложно.
В своей документальной повести Неустроев вспоминает: “На мой командный пункт позвонил генерал Шатилов и приказал передать трубку командиру полка. Потребовал от Зинченко: “Прими меры к тому, чтобы любой ценой водрузить флаг или хотя бы флажок на колонне парадного подъезда”.  

Реальный шанс у штурмующих подойти и ворваться в Рейхстаг появился только с наступлением темноты. Тридцатиминутная артподготовка началась в 21.30 по местному времени, а в 22.00 штурм Рейхстага возобновился.  

Маковцы в числе первых подбежали к парадному входу. Массивная дверь была заперта. Возле нее скопилось около взвода солдат. Бойцы бревном протаранили парадную дверь. Штурмующая группа сразу же бросилась захватывать помещения первого этажа и баррикадировать выходы из бункера. В очень сложной обстановке ночного боя и в перемешанном составе командовать взялись те командиры, которые были в авангардной группе. Это были офицеры из неустроевского батальона — начальник штаба Гусев, замполит Берест, агитатор политотдела 150-й стрелковой дивизии капитан Матвеев, а также офицер корпуса капитан Маков. По их команде бойцы стали забрасывать гранатами коридоры и выходы из подземелья.  

Маков отдал команду старшему офицеру связи Владимиру Минину прикрепить знамя 79-го стрелкового корпуса на крыше Рейхстага и в помощь им дал семь пехотинцев. Достигли чердака. Через слуховое окно выбрались на крышу и к башне прикрепили знамя. Затем знамя перенесли на скульптурную группу. Это были бойцы-добровольцы из 136-й артбригады: Загитов, Бобров, Лисименко, Минин. Время было 22.30—22.40 по местному времени. Маков поднялся к знамени и тут же доложил по рации в штаб 79-го стрелкового корпуса о водружении знамени на Рейхстаге. Свидетелем доклада был Неустроев, а принимал сообщение начальник политотдела армии Лисицын.  

Засвидетельствовать факт водружения первого знамени на крыше Рейхстага старший офицер связи Владимир Минин пригласил офицера штаба корпуса майора Бондаря. Поднявшись на крышу, бойцы штурмовой группы Михаила Бондаря закрепили у задней ноги скульптуры свой собственный флаг.  

А в 23 часа 30 минут красное полотнище на западном фасаде установили бойцы взвода разведки 674–го стрелкового полка во главе с лейтенантом Сорокиным.

“Водрузить флаг любой ценой!”

Полковые разведчики сержант Егоров и младший сержант Кантария в это время должны были бы находиться в боевых порядках. Но на самом деле оставались на наблюдательном пункте штаба 756–го стрелкового полка, при знамени Военного совета.  

Далеко за полночь, во время очередного затишья, прибыл командир 756-го стрелкового полка полковник Зинченко. Он приказал Неустроеву доложить обстановку. Полковника интересовало знамя. Неустроев доложил, что знамен много: флажки взводные, ротные, бригадные, корпусные установлены на рейхстаге в расположении их позиций.  

“Я спрашиваю, где знамя Военного совета армии под №5? Я же приказал начальнику разведки полка капитану Кондрашову, чтобы знамя шло в атаку с первой ротой!” — возмущенно сказал Зинченко.  

Оказалось, что знамя осталось в штабе полка, в “доме Гиммлера”. Зинченко позвонил начальнику штаба полка Казакову и приказал ему немедленно организовать доставку знамени в Рейхстаг. Его доставили между тремя-четырьмя часами ночи разведчики Егоров и Кантария.  

— Командир полка Федор Зинченко поставил перед ними задачу: “Немедленно на крышу Рейхстага и установить на ней знамя №5”. Минут через двадцать Егоров и Кантария возвращаются со знаменем. “В чем дело?” — гневно спросил полковник Зинченко. “Там темно, у нас нет фонарика, мы не нашли выход на крышу”, — ответил Егоров.  

Зинченко гневно заговорил: “Верховное Главнокомандование Вооруженных сил СССР от имени Коммунистической партии и всего советского народа приказало нам водрузить Знамя Победы над Берлином. Этот исторический момент наступил, а вы не нашли выход на крышу!..”  

Командир 756-го стрелкового полка Зинченко приказал комбату Неустроеву обеспечить водружение Знамени Победы над рейхстагом. Неустроев передал это приказание своему замполиту лейтенанту Алексею Бересту, так как был абсолютно уверен, что он его выполнит успешно.“

 “Я разведчиков на крышу за шиворот затащил”

— Алексей Берест с отделением автоматчиков Щербины, Егоровым и Кантарией начали пробираться на купол Рейхстага. Тут же на втором этаже раздались автоматные очереди и разрывы гранат. Завязался бой. Позже Алексей Берест вспоминал: “Из-за артиллерийских обстрелов лестница в отдельных местах была разрушена — мы образовывали живую лестницу”. Нижним был могучий Берест, ему на плечи становился один солдат. А на него — другой. На крышу рейхстага Егорова и Кантарию Алексей Берест буквально вынес на своих плечах. Как руководитель операции он и на крышу Рейхстага вышел первым, чтобы выяснить обстановку и обезопасить установку знамени. Только после этого он разрешил разведчикам подняться на купол. После установки Знамени Победы они с крыши Рейхстага трижды салютовали о выполнении почетного задания.  

— Когда Берест вернулся и доложил, что Знамя Победы установлено на самом видном месте — на бронзовой конной скульптуре на фронтоне главного подъезда, Неустроев спросил: “Не оторвется?” — “Сто лет простоит, мы знамя к лошади ремнями привязали”. — “А солдаты как?” Смеется: “Ничего. Я их на крышу за шиворот затащил”.  

Как и все находящиеся в Рейхстаге, лейтенант Берест не очень разбирался в расположении помещений, да еще в темноте. Он вывел Егорова и Кантарию на крышу Рейхстага, но не на западную сторону, видимую начальству со стороны Королевской площади, где уже развевался флаг, водруженный маковцами. Знамя Победы было водружено на противоположной — восточной стороне. Там тоже над подъездом возвышался фронтон, а над ним находилась скульптура конного рыцаря — кайзера Вильгельма. К исходу следующих суток, когда огонь вражеских снарядов смел с западной стороны многие доставленные сюда флаги, в том числе и тот, что водрузили маковцы, знамя Военного совета 3-й ударной армии осталось невредимым.  

Рейхстаг горел. Немцы ринулись в контратаку, применили фаустпатроны. На людях тлела одежда, обгорали волосы, от дыма нечем было дышать…  

Полковник Зинченко приказал покинуть здание и после того, как оно выгорит изнутри, атаковать заново. Но сделать это тогда уже было невозможно. Часть рот огнем была отсечена. Приказ не передашь. Парадный подъезд также находился под жесточайшим обстрелом.  

В горящих залах, на лестницах и переходах вновь завязался кровопролитный встречный бой. На исходе ночи 1 мая разведчики Неустроева, осматривая здание, обнаружили в стене дверь на первом этаже. Лестница уходила вниз. Спустившись по ней в подвальное помещение, бойцы оказались в большом бетонном зале. И тут же попали под пулеметный огонь. Пятеро солдат были убиты сразу, троим чудом удалось спастись. Неустроев послал новую группу разведчиков в бункер. Они захватили пленных.  

Из их рассказа стало ясно, что под Рейхстагом размещаются обширные помещения, связанные между собой многочисленными тоннелями и переходами. В них укрывалось более 1000 человек во главе с генерал-лейтенантом, комендантом Рейхстага.  

Из 450 солдат батальона Неустроева 180 было ранено или убито. Остальные валились с ног от усталости.  

— Вдруг противник прекратил огонь. Вскоре из-за угла лестницы, ведущей в подземелье, показался белый флаг. Немцы вызывали на переговоры, но выдвинули условие. Поскольку среди них переговоры будет вести генерал, то и от советской стороны должен быть генерал или в крайнем случае полковник. Причем полномочия он должен был иметь командующего фронтом или армией.  

Связываться с Зинченко или тем более с Шатиловым — командиром 150-й стрелковой дивизии, просить их прибыть в Рейхстаг на переговоры, когда каждый метр Королевской площади простреливается, было нереально, а самый старший по званию — капитан Неустроев. Комбат предложил представительному и статному лейтенанту Бересту пойти на переговоры “полковником”.  

Воды, чтобы отмыть с лица копоть, не было. Но в одной из комнат солдаты нашли несколько бутылок белого сухого вина. Ополоснув им лицо и шею, Алексей наскоро “насухо” побрился, надел трофейную кожаную куртку, закрывающую лейтенантские погоны. Офицерскую фуражку заняли у капитана, политотдельца Матвеева. Так Алексей Берест стал временно полковником, представителем командующего 3-й ударной армии генерал-полковника Кузнецова на переговорах о капитуляции гарнизона Рейхстага. Сам Неустроев решил идти “адъютантом”. Он сбросил ватник, чтобы была видна гимнастерка с орденами. “Переводчику”, солдату Ивану Прыгунову, прикрепили погоны старшего лейтенанта.  

Парламентеры, спустившись в подвал к гитлеровцам, сильно рисковали. Немцы могли пристрелить в любой момент.  

— На брустверах стояли пулеметы, кругом автоматчики в полной боевой готовности. Встретивший их полковник на ломаном русском языке заявил, что немецкое командование готово идти на капитуляцию, но при условии, что русские солдаты будут отведены с огневых позиций. Берест на это ответил, что если они хотят остаться в живых, то должны сложить оружие и подняться наверх, пройти через наши боевые порядки, как положено всем военнопленным, и под дулами автоматов. Гитлеровец пытался выторговать свободный проход к Бранденбургским воротам, но, не выдержав сурового взгляда Береста, сказал, что эти требования он доложит генералу-коменданту гарнизона Рейхстага.  

— Далее разговор проходил в кабинете генерала-коменданта.  

В конце беседы немецкий генерал заявил, что они не сдаются, и один из парламентариев должен остаться с ними в качестве заложника. “Товарищ полковник! — козырнул Прыгунов. — Разрешите обратиться: я остаюсь здесь…” Берест глянул в худенькое, бледное лицо паренька, которого знал немногим больше месяца. Его, пятнадцатилетнего пацана, немцы угнали на работы в Германию, около трех лет он просидел в концлагере, был освобожден, прошел проверку СМЕРШа, был призван в армию. И вот теперь, может, в последний день войны, добровольно вызвался остаться в лапах фашистов.  

Берест предупредил немецкого генерала, что он отвечает головой за жизнь старшего лейтенанта Прыгунова.  

Парламентеры отправились в обратный путь. Автоматы и пулеметы смотрели им в спины. Дорога оказалась длинной.  

Уже когда они выбрались в вестибюль, немецкий офицер, сопровождавший их, выстрелил Бересту в спину, но промахнулся. Алексей рывком повернулся и разрядил в него свой пистолет.  

— К этому времени к Рейхстагу прорвались и другие подразделения. Гитлеровцы вторично выбросили белый флаг и на этот раз стали группами выбираться наверх и сдаваться. Немецкий полковник, первым встретивший Береста в подземелье, узнал его, подошел к нему и положил свой пистолет к его ногам, хотя в этот момент у него на плечах были погоны лейтенанта. Генерала в черном мундире видно не было. Не появился и Ваня Прыгунов. Алексей расспрашивал, выходивших из подземелья немцев о нем, грозил им. Но никто не знал о судьбе русского переводчика. Берест послал в бункер солдат. Они обшарили все закоулки, но Ваню Прыгунова нигде не нашли.  

2 мая немецкий гарнизон Берлина во главе с его комендантом генералом Вейдлингом капитулировал.

“Принимай, теща, зять пришел!”

После войны лейтенант Алексей Берест был назначен на должность парторга 303-й корпусной артиллерийской бригады.
 
— С середины апреля 1946 года наступила пора отбора кандидатов и представления их к присвоению званий Героя Советского Союза за штурм Рейхстага и водружение на нем Знамени Победы.  

Таковых набралось около 100 человек. Был в их числе и Алексей Берест. Причем из-за небрежности или незнания составители наградного листа в разделе “воинское звание” понизили Береста до младшего лейтенанта. Представление подписали: 3 августа 1946 г. — командир 756-го стрелкового полка полковник Зинченко, 5 августа 1946 г. — командир 150-й стрелковой дивизии генерал-майор Шатилов, 7 августа 1946 г. — командир 79-го стрелкового корпуса генерал-полковник Черевиченко, 7 августа 1946 г. — начальник политического отдела 79-го стрелкового корпуса полковник Абашин.  

Однако из списка Алексей Берест был вычеркнут. По одной из версий, рукой самого маршала Жукова, который не любил политработников.  

По другой версии, в “доме Гиммлера” Берест схлестнулся то ли со смершевцами, то ли с офицерами из трофейных команд, шедшими буквально по пятам за атакующими порядками. И прямолинейного лейтенанта, как говорится, “взяли на карандаш”.  

— Под Береста начали копать. Чтобы он “не выступал и не имел защитников”, приказом его решили объявить больным венерической болезнью и на время празднования первой годовщины Победы упрятать в “специальный” госпиталь.  

В приказе войскам 3-й ударной армии №209 от 23 апреля 1946 года значится: “Ниже поименованные политработники освобождаются от занимаемых должностей в связи с выбытием на длительное лечение в специальный госпиталь в результате венерического заболевания сифилисом: “…2. Берест Алексей Прокопьевич — лейтенант, парторг 652 отдельного разведывательного дивизиона 7 стрелкового корпуса”.  

— Начальник политотдела 303-й кабр подполковник Рыбин на эту телеграмму-приказ 24 апреля 1946 года ответил начальнику политотдела 7-го стрелкового корпуса полковнику Бордовскому: “Доношу, что парторг 652 орад 303 корпусной артбригады лейтенант Берест Алексей Прокопьевич за период службы в бригаде никакими венерическими болезнями не болел. Находясь в отпуске, в январе 1946 года, Берест заболел тифом, по поводу чего и находился в военном госпитале на излечении в городе Ростове-на-Дону. В этом же госпитале лейтенант Берест женился на медсестре, с которой прибыл в часть и живет в настоящее время. При возвращении из госпиталя лейтенант Берест представил справку из военного госпиталя о том, что он находился на излечении по поводу тифа”.  

“Мои родители, — вспоминала дочь Береста — Ирина Алексеевна, — познакомились в госпитале, куда мой отец попал в инфекционное отделение. Вероятно, он ехал с Украины, из Харькова, а в Ростове его без сознания сняли с поезда с диагнозом “брюшной тиф”. В госпитале посчитали, что этот офицер уже не жилец, и поместили его в мертвецкую. Ночью от холода он пришел в сознание и обнаружил себя лежащим среди мертвых. Это было в ноябре 1945 года. В госпитале он влюбился в медицинскую сестру, которая ухаживала за отцом, Евсееву Людмилу Федоровну, мою маму. В январе 1946 года они расписались. Когда отец пришел в дом бабушки, маминой мамы, она воскликнула: “Люся, там какой-то военный ходит!” — и вышла к нему. “Вам кого надо?” — “Принимай, теща, зять пришел!” — “Много вас тут таких ходит!” — “Может, и много, а теперь я один!” Отец трепетно любил свою тещу, как маму. Ведь он был сиротой”.

 “Уволить в запас за двоеженство”

В июне 46–го Алексея Береста перевели служить в 31-й отдельный гвардейский батальон связи, потом он отбыл в распоряжение политуправления Черноморского флота, работал заместителем начальника по политической части передающего радиоцентра узла связи. Моряки сухопутных офицеров не очень–то жалуют, но Береста приняли.  

— Жена Береста Людмила Федоровна вспоминала: “Это были голодные и необустроенные годы. Снимали комнатушку вначале, стирать приходилось в ледяной воде. Наконец я взмолилась и попросила вырыть лучше землянку рядом с частью! И Алексей взял на помощь матросов, соорудил блиндаж с двумя комнатами и печкой посередине. Провел туда свет, а стены обшил досками, воровать которые вместе с матросами ходил в соседнюю часть торпедных катеров. Когда мне пришла пора рожать, он повез меня в роддом на машине. Я пожаловалась на тряску, и Алексей, отправив машину назад в часть, несколько километров нес меня на руках до роддома!  

В части, где служил Берест, поменялся командир, и они не сошлись характерами. Началось все из-за матросика, который постоянно спал на посту. Командир решил его отдать под суд трибунала. Берест ответил, что “посадить человека проще всего, а спать я его отучу”. Разок подкрался, когда матрос кемарил на КПП, приложил часового так, что он улетел вместе с будкой. Больше на посту он не спал. Да, у Береста были тяжелые кулаки”.  

Около полутора лет прослужил Алексей Берест в этом центре и был подведен к увольнению “за двоеженство”, как гласят официальные документы. В дознании, проведенном 11 августа 1948 года, говорилось, что лейтенант Берест, находясь в зарегистрированном браке с гражданкой Котенко Еленой Акимовной с 16.09.1939, не расторгнув этого брака, вступил во второй брак с гражданкой Евсеевой Людмилой Федоровной 08.01.1946.  

Береста решено было предать суду чести младшего офицерского состава при Отделе связи Черноморского флота. Командир написал служебную характеристику на Береста: “…выпивка с подчиненными, заем денег у подчиненных старшин, отказ посещать Университет марксизма-ленинизма, были случаи, когда тов. Берест проявлял недовольство на экономические трудности».  

Несмотря на то что моряки любили Алексея Береста, в семейном архиве сохранилось много фотографий с подписями: “Нашему отцу”, лейтенант был уволен из рядов ВМФ в запас.  

Сослуживцы проводили семью Береста до железнодорожного вокзала в Симферополе. Они уезжали на родину Людмилы, к ее матери в город Ростов-на-Дону.  

На гражданке Алексей Прокопьевич работал заместителем директора машинно-тракторной станции, в 52–м году был назначен начальником Неклиновского управления кинофикации, в районном центре, селе Покровском, в которое и переехала семья Берест.  

Бывший старшина милиции Петр Цуканов вспоминал: “У нас умер сосед. Бересты в эту хатку и поселились, с детьми — четверо. Пол земляной, стены саманные, крыша камышовая, оконца у земли. Приехали — чемоданчик и узел с бельем.  

 Я был начальником КПЗ. Однажды входит следователь прокуратуры: “Вот вам человек, а вот — постановление на арест”. Я глянул — сосед мой! “Алексей Прокопьевич, что такое?” — “Да вот…” Обыскали его, и в камеру… Оказалось: из Ростова нагрянул ревизор. Тайно. В Синявке во время киносеанса выявил: народу в зале больше, чем проданных билетов. Заявился к Бересту. “Вы что же за моей спиной? — возмутился Берест. — Да я бы сам вам помог разобраться с кассиршей”. Ревизор держался нагло, ответил резкостью. Берест, вспылив, приподнял его за грудки и вышвырнул со второго этажа. Вместе с креслом. Сам же явился к начальнику милиции: “Я сейчас ревизора выбросил”.  

— Береста подставили. Кассирша Синявского клуба культуры Пилипенко еще до Береста дважды проворовывалась, ее выручал помощник районного прокурора Тресков, с которым они вместе пьянствовали. С работы пришлось ее уволить. Теперь пришел новый начальник киносети, и ее вновь восстановили. Итог работы Пилипенко: растрата — 5665 рублей. Уголовное дело возбудили против Береста, Пилипенко и бухгалтера Мартынова.  

Семнадцать человек свидетелей подтвердили непричастность Береста к недостаче. Но 14 апреля 1953 года районный суд приговорил Береста “за хищение” к десяти годам заключения. На основании амнистии от 27 марта 1953 года срок сократили вдвое. Он не стал просить помилования. Жене писал в письме из Пермских лагерей: “Проси от себя. Мне нельзя: я себя виновным не признаю… Значит, мне судьбой было предназначено просидеть в этом аду и побывать в этом уголовном мире… Я ни перед кем на коленях не стоял и не стану”.  

Жену “врага народа” в Ростове-на-Дону не хотели прописывать, а без этого нигде не брали на работу. Дойдя до отчаяния, Людмила Федоровна с двумя голодными плачущими детьми пришла в паспортный стол УВД, села в холле и объявила дежурному, что не уйдет, пока ее не примет начальник. Она добилась своего: уже на следующий день стоял штамп ростовской прописки.  

Людмила Федоровна устроилась сразу на две работы. В первую смену работала медицинской сестрой в больнице, а во вторую — учетчицей на кирпичном заводе. Надо было и детей поднимать, и что-то отправлять в посылках Алексею.  

Алексея освободили досрочно — нашлись влиятельные силы из числа бывших сослуживцев. Его полностью реабилитировали, сняли судимость и даже восстановили в партии!

“Говорил, что думал, поступал, как считал нужным”

Жизнь не обломала Береста. По–прежнему он говорил, что думал, поступал, как считал нужным. Он работал грузчиком на мельзаводе, вальцовщиком в литейном цехе на заводе “Главпродмаш”, на заводе “Ростсельмаш” в должности пескоструйщика в сталелитейном цехе.  

“Мы жили в поселке Фрунзе, в черте Ростова, в хижине на две семьи. Дом был построен горьковским, или, как тогда говорили, “кровавым методом”, — вспоминала Ирина Берест. — После смены отец работал на стройке дома, отпахал сотни часов. Квартира была ужасная — на первом этаже двухэтажного дома. Под квартирой была котельная — шум от моторов, а главное — угарный газ поднимался к нам.  

В шестидесятых годах несколько раз к нам приезжал Неустроев: “Что ж ты в коммуналке живешь, в таких скотских условиях. У тебя что же, даже телефона нет?” А как выпьют, Неустроев снимал свою Золотую Звезду и протягивал отцу: “Леша — на, она твоя”. Отец отвечает: “Ну, хватит…” Отцу было неприятно и больно. Он до конца жизни страдал из-за жуткой несправедливости оценки его подвига советскими властями на фоне “сфабрикованных Героев”: Егорова и Кантарии. Когда по телевизору показывали военные праздники или парады, он его выключал”.  

...3 ноября 1970 года Алексей возвращался с работы с кондитерской фабрики. Забрал пятилетнего внука Алешу из детского садика. Бересты жили тогда на улице Российской в поселке Орджоникидзе. Чтобы сесть на автобус, надо было перейти железнодорожные пути на станции Сельмаш. Был конец смены. Из проходной завода повалили люди. К станции подходила электричка, и огромная толпа людей кинулась к платформе. Кто-то в толпе толкнул маленькую девочку, и она упала на рельсы. А по параллельному пути с яркими фарами мчался скорый поезд Москва—Баку.  

— Первым отреагировал находящийся рядом Берест. Он оттолкнул внука в сторону, а сам бросился через рельсы и выхватил девочку, чуть ли не из-под колес поезда. Ребенок был спасен. Алексею не хватило доли секунды, чтобы выскочить самому. Людмила Федоровна вспоминала, что мужа подвели широкие флотские клеши с жесткими вставками, которые Алексей вставлял для фасона. Его могло просто отбросить в сторону передним щитком локомотива, но вставка в клешах зацепилась за какую-то деталь. Алексея сильно ударило о локомотив и протащило вперед, прежде чем он отлетел на насыпь. Он попытался сесть, сказал: “Алеша!” Это последнее, что он произнес.  

Алеша плакал, кричал рядом: “Дедушка!..” — потом один, сам, нашел автобусную остановку и приехал домой. “Мы сидели, открылась дверь, Алеша: “Мама, а дедушку поезд переехал”, — вспоминала Ирина Алексеевна. — Мы с мамой кинулись в больницу, “неотложку”, на Кировском. Отец был еще жив, лежал распятый под двумя капельницами, сжав кулаки, весь белый. Даже пытался подняться. Если бы “скорая” приехала не через три часа, а раньше, его бы могли спасти. На наших глазах вынесли громадный таз крови. Он умер в четыре часа утра 4 ноября 1970 года. Валил снег. Он умер, а часы на руке громко тикали в тишине, отсчитывая чужое время. Отцу было 49 лет.  

— Береста отказались похоронить на братском кладбище в Ростове-на-Дону. Причем это решение принималось на самом высоком уровне. Его предали земле на окраине Ростова-на-Дону, в Александровке, на запущенном кладбище, где уже тогда почти никого не хоронили. Именем Алексея Береста была названа улица в Первомайском районе Ростова, на здании заводоуправления “Ростсельмаша”, где он работал, установлена мемориальная доска. А перед входом в сталелитейный цех завода руками рабочих был создан скромный памятник Бересту.  

Позже об Алексее Бересте сняли документальный фильм. Его дочь Ирина Алексеевна вспоминала, как она привезла в Москву картину Лаврентьева об отце. В кинотеатре 4000 человек фильм смотрели стоя, но вторую часть картины показывать не разрешили. В ней о советском лейтенанте Бересте рассказывал немец. В Германии, когда шел бой в Рейхстаге, Алексей с группой автоматчиков прорывался на крышу здания. На одном из лестничных пролетов он увидел трех мальчишек и старика. Они стояли возле группы фаустников. Солдат за спиной Береста хотел их расстрелять, но Алексей остановил его. Старый немец стал объяснять советским солдатам, что они не сделали ни одного выстрела. Он упал на колени и стал просить пощады. Берест отдал команду “не стрелять”. В Германии нашли этих выросших мальчишек. Теплыми словами они вспоминали советского лейтенанта, подарившего им жизнь.  

Через 60 лет после Победы, в 2005 году, президент Украины присвоил Алексею Бересту посмертно звание Героя Украины как украинцу по национальности и родившемуся на Луганщине, в Ахтырском районе.  

Полковник в отставке Юрий Галкин надеется, что правда о его земляке дойдет до Президента Российской Федерации Дмитрия Медведева и им будет принято исторически справедливое решение о посмертном присвоении лейтенанту Алексею Бересту высокого звания Героя Российской Федерации.
 

материал: Светлана Самоделова

МКRU

 

Прочитано 19299 раз

Комментарии  

#6 Григорий 02.05.2020 14:23
Эх, ребята! Не знаете вы ничего о том, какой же флаг стал Знаменем Победы, как и того, почему Берест не получил звания героя, как Е и К, которых он вытащил за шиворот на крышу. А не получил он звездочки, потому как из него сделали крайнего за пропажу знамени № 5 Военсовета 3 ударной армии. Именно из-за подлога Жуков снял доставленное знамя из Берлина с парада Победы, а пятерку знаменосцев отправил на трибуну
Цитировать
#5 Башкирка 11.05.2015 15:29
По истории, которую знаем мы, первым воодрузил Г.Загитов.Вот выписка из «Военной энциклопедии» (том 3, изд. 1995 г., стр. 292):

«Первыми в 22 часа 30 минут (время московское) 30.04.1945 года водрузили Знамя на крыше Рейхстага (на скульптурной группе «Богиня Победы») артиллеристы-ра зведчики 136-й армейской пушечной артиллерийской бригады ст. сержанты Г. К. Загитов, А. П. Бобров, А. Ф. Лисименко и сержант М. П. Минин из состава штурмовой группы 79-го стрелкового корпуса, возглавляемой капитаном В. Н. Маковым... Через 2 - 3 часа на крыше Рейхстага (на скульптуре конного рыцаря кайзера Вильгельма) по приказанию командира 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии полковника Ф. М. Зинченко также установили Красное Знамя (номер 5) разведчики сержант М. А. Егоров и младший сержант М. В. Кантария, которых сопровождал лейтенант А. П. Берест и автоматчики из роты старшего сержанта И. Я. Съянова, 2 мая это знамя перенесли на купол Рейхстага в качестве Знамени Победы».
Цитировать
#4 Андрей Андреевич 11.05.2015 08:30
Правильно сказал писатель Борис Васильев: " подвиг в сталинские времена был запланирован заранее.А что вне плана не считается". Вечная память героям ВОВ
Цитировать
#3 Сева 09.05.2015 11:45
СПАСИБО за рассказ о настоящем Герое. Алексей Берест жил и погиб как НАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК. А в Москве на параде опять прозвучали фамилии только двух разведчиков водружавших Знамя Победы над Рейхстагом
Цитировать
#2 Владимир 09.05.2015 07:45
Так значит, что на параде было не настоящее знамя победы. Нет цифры 5, их было 9 знамен по числу батальонов бравшие Рейхстаг.
Цитировать
#1 зинаида 07.05.2015 14:44
Все равно правда, она выйдет потому, что дивет в памяти людей. Добро никогда не будет забыто! Спасибо всем солдатам и офицерам чество жившим и сражавшимся за свою Родину!
Цитировать

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить