Фамилия Куковенко является уникальной, поскольку появилась она в одном небольшом селе Изубри, Любавичской волости, Оршанского уезда Могилевской губернии, и больше нигде не повторилась. Иных сел и городов, где бы исторически жили носители этой фамилии, в России, на Украине и в Белоруссии нет. Говорю об этом с уверенностью, потому что мои поиски однофамильцев неизменно приводили к тому, что эти однофамильцы оказывались выходцами из Оршанского уезда. Поэтому все Куковенко, где бы они ни проживали в настоящее время, являются родственниками, исторические корни которых находятся в этом небольшом селе на стыке России и Белоруссии.
В 1919 году часть Оршанского уезда была включена в состав Смоленской губернии. К Смоленску отошли Руднянская, Микулинская и Любавичская (в которую входили Изубри) волости. Все жители этих волостей из могилян превратились в смоляков. В 1926 г. Рудня стала городом, а в 1929 г. образовался Руднянский район, в который и вошли все три бывшие оршанские волости.
Эти земли, начиная с XIII века, вошли в состав Великого княжества Литовского и составляли Оршанский повет, владели которым вначале князья Глебовичи, потом знаменитые магнаты Сапеги. Именно Сапеги получили статус графства на свои владения с центром в Дубровно. В состав Дубровенского графств входила и Любавичская волость. Впоследствии и она получила статус графства. С юга к этим землям примыкало еще одно графство - Шкловское, захватывавшее часть Оршанского повета. По документам известно, что в 1561 году один из владельцев Шкловского имения, магнат Ходкевич, получает графский титул “на Шклове, Быхове и Мыши”.
Радзивиллы, Ходкевичи, Сапеги прославились в польской истории как талантливые и смелые военачальники. Памятны они и в истории России - это они со своими отрядами, набранными в родовых имениях и графствах, в Смутное время неоднократно вторгались в московские пределы, поддерживая самозванцев и тем самым раздувая пламя гражданской войны.
Дубровно. Рисунок 1840 года.
При Петре I Дубровенским графством некоторое время владел Александр Меншиков, который хотел превратить его в свое родовое гнездо, но этим планам не суждено было сбыться.
В начале XVIII века большая часть православных приходов в Дубровенском графстве была подчинена униатской церкви. В Оршанском повете насаждение униатства началось с 1700 года и продолжалось около четырех десятилетий. Вот некоторые данные по обращению православных приходов в униатские:
"1720 год. Церковь в селе Шилове, чрез помещика Карла Залускаго, Кухмистра Литовского.
1739, фев.15 Церковь в селе Зубревичах владении вышесказанного Князя через того же Булгака
(Князя Чарториского, Воеводы Русского, чрез Францишка Булгака, подстолия Витепскаго, управителя Графства Шкловскаго)"
Из книги: (Бантыш-Каменский Н.Н. "Историческое известие о возникшей в Польше Унии...", издания 1805 г. Сведения собраны автором в 1795 г)
Деревня Изубри входила в Шиловский приход, и все изубряне крестились, венчались и отпевались именно в Шиловской церкви. Следовательно, мои далекие предки были некогда униатами. Возможно, что упоминающееся здесь село Зубревичи являются нынешними Изубрями. Но, в любом случае, этот материал дает некоторое представление о распространении униатства в Оршанском повете.
И только в 1795 году, с присоединением восточных воеводств Белоруссии к России, эти приходы были возвращены в православие.
Окончательно Белоруссия вошла в состав Российской империи после первого раздела Польши. По историческим меркам это произошло совсем недавно. В Санкт-Петербурге летом 1772 года был подписан трактат между Австрией, Пруссией и Россией, в котором каждая из названных стран получила часть территории Речи Посполитой. Восточные Белорусские земли отошли Российской империи. Так начался новый период в истории этого края и его населения.
Первым из русских владельцев Дубровенского графства был Г.Потемкин. Он купил эти земли у Казимира Сапеги, но затем продал их князю Ксаверию Любомирскому, перешедшему на русскую службу.
Очевидно, что большая часть истории нашего рода связана с Польшей и Литвой.Поэтому, как можно ожидать, наиболее ранние сведения о происхождении рода и истории мест его проживания, хранятся в архивах Польши или Литвы.
Справка:
Могилёвская губерния — административно-территориальная единица на западе Российской империи.
Образована в 1772 годуу после первого раздела Речи Посполитой из части белорусских территорий, отошедших к России (северная часть вошла в состав Псковской губернии). Первоначально в состав Могилёвской губернии входили Могилёвская, Мстиславльская, Оршанская и Рогачёвская провинции.
В 1777 году Могилёвская губерния была разделена на 12 уездов. В 1778 году губерния переименована в Могилёвское наместничество, которое в 1796 году было упразднено, а уезды вошли в состав Белорусской губернии. В 1802 году Могилёвская губерния была восстановлена в составе прежних 12 уездов.
С сентября 1917 года губерния была отнесена к Западной области, в 1918 к Западной Коммуне, с января 1919 года— к БССР, а с февраля — к РСФСР. 11 июля 1919 года Могилёвская губерния была упразднена, 9 её уездов вошли в Гомельскую губернию, Мстиславский уезд передан Смоленской, а Сенненский уезд— Витебской губернии.
В 1938 году с центром в Могилёве образована Могилёвская область.
Заглянуть особо далеко в глубь веков в поисках своих предков мне пока не удалось.
В моем архиве на сегодня имеется наиболее ранняя документальная запись о Лаврентии Михееве, который умер от чахотки декабря 17 числа 1877 года в возрасте 84 лет и который был похоронен на кладбище в Изубрях. Следовательно, он родился в 1793 году при матушке-императрице Екатерине Великой. Об его отце, Михее, сведений не сохранилось но родился он лет за 20, а то и за 40, до рождения своего сына Лаврентия. Поэтому начало документированной историия рода можно отнести всего лишь к середине XVIII века. Но и это уже не мало для истории обыкновенной крестьянской семьи.
Вторая документальная запись упоминает Тимофея Лаврентьева и его жену Серафиму Космину (Кузьминичну), у которых 25 августа 1877 года родился сын Тит. Видимо, после родов Серафима умерла. В том же году, 30 октября 1877 г. Тимофей в возрасте 44 лет женился на Елене Евфимовой (Ефимовне). Невесте было 20 лет.
Поскольку имя Лаврентий весьма редкое, то можно предположить, что Тимофей являлся сыном Лаврентия Михеевича. Родился Тимофей в 1833 году, когда его отцу было уже сорок лет.
Кроме Тимофея, у Лаврентия были еще старшие сыновья - предположительно, Нестор, Петр и Самуил (Самуйло – отсюда и деревенское прозвище этой линии – Самусяки).
От этих сыновей и пошли все известные линии фамилии Куковенко. Вначале они проживали только в Изубрях, но в дальнейшем стали расселяться по окрестным селам.
Первый из прямых моих предков носил так же имя Лаврентий. Родился он, предположительно, около 1850 года. Дед вспоминал, что он еще застал крепостное право. Но, к сожалению, его отчество не сохранилось в памяти родных. Когда я начал собирать сведения о своей семье, то по воспоминаниям своих родственников установил, что его отчество было Петрович. Петр, как можно предполагать, родился около 1830 года.
Сын Лаврентия Петровича, Алексей, родился около 1870 года.Жену его звали Христина. В семье хранился воинский билет Алексея, и как помнил дед, там было записано воинское звание - "бомбардир-наводчик". Это звание соответствовало теперешнему ефрейтору. Но ни низвания полка, ни места службы дед не помнил. Алексей пользовался уважением в Изубрях, и до революции служил сельским старостой..Когда начались страшные сталинские чистки 30-х годов, все документы Алексея Лаврентьевича, в том числе и его воинский билет дед сжег из-за опасений привлечения к суду.В доме деда долгое время висел большой портрет Алексея. Но качество его было очень плохое - это была увеличенная старая фотография с нечеткими размытыми контурами. . .Но и этот единственный портрет прадеда не сохранился.
Мой дед, Филипп Алексеевич родился в 1901 году.
К началу XX века в Изубрях- а это было большое село - большая часть жителей носила фамилию Куковенко. Для их различия стали употреблять уличные прозвища, которых было десятка полтора: Борисяки, Микитенки, Протасы (или Портасы), Бореи, Слыши* и т.д. Наша линия носила прозвище Лаврентьевы (Лавренки), по имени моего пра-прадеда. Но это не тот Лаврентий Михеев, который умер в 1877 году. Между ним и моим пра-прадедом еще два - три поколения.
*Из семейных рассказов помню, что Слышами их прозвали за то, что их дед часто употреблял слово паразит «слышь». Но я не запомнил, как его звали.
Уезжать из родных мест Куковенко стали после революции, особенно в начале 30-х годов, когда началось образование колхозов и стали проводиться массовые раскулачивания и изъятие зерна, лошадей и коров.
.Этот откровенный бесчеловечный грабеж крестьян государством привел к небывалому голоду. По воспоминаниям моей бабущки Екатерины Борисовны, в это время в деревне умерло от голода несколько наших родственников. Дед спас семью тем, что уехал зимой в Сибирь на далекую станцию Тайшет, где работал несколько месяцев на заводе по производству шпал. Труд этот был тяжелый: загрузка вручную шпал в емкости с креозотом и потом вытаскивание их оттуда. Из Тайшета он прислал почтой в большом ящике несколько пудов зерна. Не знаю, что это было - пшеница или рожь, но благодаря этому сибирскому зерну семья пережила тяжелый период.
Когда я слушал в детстве эти рассказы, то в моем воображении представала занесенная снегами сибирская станция, вся в морозном инее, окруженная бескрайней тайгой. Полная зерна и тяжелого труда...Там же загадочные и мрачные чалдоны прятались в непроходимых дебрях.
В эти же годы представители нашей фамилии, по воспоминаниям моего деда Филиппа Алексеевича, поехали целыми семьями по всей стране: в Сибирь, на Украину, в Белоруссию,в Подмосковье, в Москву и Ленинград. Мой дед переехал с семьей в деревню Стрелка на Днепре и работал на железной дороге на стации Гусино.
Потом начались страшные Сталинские репрессии. Вот всего лишь несколько фамилий -думаю, что это далеко не полный перечень! - пострадавших от репрессий наших родственников:
- Куковенко Андрей Сергеевич
Родился в 1881 г., Смоленская обл., Руднянский р-н, дер. Изубри; русские; крестьянин.
Арестован 18 октября 1937 г. Руднянский РО УНКВД
Приговорен: Тройка УНКВД Смоленской обл. 3 ноября 1937 г., обв.: 58-9, 10.
Приговор: 10 лет ИТЛ Реабилитирован 14 июня 1989 г. Прокуратура Смоленской обл.
Источник: Книга памяти Смоленской обл.
- Куковенко Василий Степанович
Родился в 1891 г., Смоленская обл., Руднянский р-н, дер. Казимирово; русские; б/п; Смоленская мебельная фабрика, возчик.
Арестован 16 сентября 1937 г. 4 отдел УГБ УНКВД Смоленской обл.
Приговорен: Тройка УНКВД Смоленской обл. 20 сентября 1937 г., обв.: 58-10, 11.
Приговор: 10 лет ИТЛ Реабилитирован 24 октября 1955 г. Смоленский областной суд
Источник: Книга памяти Смоленской обл.
- Куковенко Георгий Степанович
Родился в 1888 г., Смоленская обл., Руднянский р-н, дер. Казимирово; русские; б/п; Смоленская мебельная ф-ка, возчик.
Арестован 26 сентября 1937 г. 4 отделом УГБ УНКВД Смоленской обл.
Приговорен: Тройка УНКВД Смоленской обл. 20 ноября 1937 г., обв.: 58 - 10, 11.
Приговор: расстрел Расстрелян 2 декабря 1937 г. Реабилитирован 24 октября 1955 г. Смоленский областной суд
Источник: Книга памяти Смоленской обл.
- Куковенко Николай Иванович
Родился в 1898 г., Смоленская обл., Руднянский р-н, дер. Изубрь; русские; б/п; к-з "Пятилетка в четыре года" Руднянского р-на, колхозник.
Арестован 28 октября 1937 г. Руднянский РО УНКВД
Приговорен: Тройка УНКВД Смоленской обл. 3 ноября 1937 г., обв.: статья не указана.
Приговор: 10 лет ИТЛ Реабилитирован 12 января 1961 г. Смоленский областной суд
Источник: Книга памяти Смоленской обл.
- Куковенко Павел Иванович
Родился в 1891 г., Смоленская обл., Руднянский р-н, дер. Изубрь; русские; б/п; к-з им.8 марта, колхозник.
Арестован 28 октября 1937 г. Руднянским РО УНКВД
Приговорен: Тройка УНКВД Смоленской обл. 10 ноября 1937 г., обв.: 58 - 10.
Приговор: расстрел Расстрелян 16 ноября 1937 г. Реабилитирован 19 апреля 1989 г. Прокуратура Смоленской области
Источник: Книга памяти Смоленской обл.
В эти годы дед переехал с семьей из Смоленской области в деревню Старое Село Можайского района Московской области.Видимо, опасался за свое не совсем безупречное происхождение - его отец Алексей был сельским старостой до революции и зажиточным крестьянином.
Второая волна переселений началась сразу после войны. Смоленщина и Белоруссия была разорены до такой степени, что жить там было очень трудно. И поехали наши родственники кто учиться, кто работать по всему Советскому Союзу.
Было трудно и в Подмосковье. Две мои тети уехали в Липецк, а оттуда в Минск, дядя Володя уехал учиться в Николаев, затем в Даугавпилс, отец уехал в Вильнюс на учебу в железнодорожный техникум.
Именно в эти году русская деревня стронулась со своего места и поехала по всей стране. И даже не в поисках лучшей доли, а из-за того, что деревня - работящая, веселая, поющая, с ее обширными родственными связями и особым отношением к труду - перестала существовать. Не выдержала чудовищного давления своего времени.
Я никогда не жил в деревне, но хорошо представляю ее по рассказам деда и бабушки, поэтому понимаю, что настоящий русский крестьянин исчез именно в те годы.Поэтому, читая стихи Николая Мельникова "Поставьте памятник деревне на Красной площади в Москве.." я испытываю чувство тяжелой вины перед многими и многими поколениями моих крестьянских предков. Вины за то, что они ушли из жизни почти безымянными, за то, что мы не сохранили о них памяти.За то, что русская деревня в муках истории ушла из жизни страны. И эти муки забыты последующими поколениями.
Поэтому и появилось у меня желание восстановить историю не только своей семьи, но и всего рода Куковенко. Рода крестьянского, крепкого, давшего стране много работящих и честных людей. Это и будет памятник русской деревне и ее жителям.
Собрать такие сведения без помощи всех родственников невозможно. Поэтому прошу откликнуться всех Куковенко с целью создания полного родового архива.Буду благодарен за любую информацию, которую вы дадите о себе, о своих отцах и дедах.
***
Знакомство с фамилией Куковенко и ее представителями предлагаю начать с карты тех мест, где первоначально жили наши прародители.- это треугольник между Оршей, Рудней и Красным. Все ранние воспоминания моего деда и моей бабушки ограничиваются именно этими населенными пунктами.
До революции эта территория полностью входила в Любавичскскую волость Оршанского уезда Могилевской губекрнии. Сейчас это пограничье между Россией (Руднянский район Смоленской области) и Белоруссией (Оршанский район Могилевской области).
Карта увеличивается. Для этого надо навести на нее курсор и кликнуть левой кнопкой мыши.
{rokbox title=|Фрагмент карты.| thumb=|images/110.jpg| size=|fullscreen|}images/110.jpg{/rokbox} Фрагмент карты.
Много интересного в отношении топонимов Любавичской волости я обнаружил на дореволюционых картах. На карте Шуберта (составлена в 1869 году) деревня Изубри носит название Зубры (ударение, скорее всего, на последнем слоге). Рядом с ней находится деревня Избище. Одно ее название указывает на ее древнее происхождение. Указана там и ныне исчезнувшая деревня Зубаки, где жила моя бабушка Екатерина Борисовна, носившая девичью фамилию Шарапова.
{rokbox title=|Карта Шуберта. Лист 9.thumb=|images/111.jpg| size=|fullscreen|}images/111.jpg{/rokbox} Карта Шуберта. Лист 9.
{rokbox title=|Карта Шуберта. Лист 9. Фрагмент.| thumb=|images/112.jpg| size=|fullscreen|}images/112.jpg{/rokbox} Карта Шуберта. Лист 9. Фрагмент.
Но на более ранней карте, помещенной ниже, деревня Изубри, названная у Шуберта Зубры, носит названи Зубри (на каком слоге ударение- не совсем понятно).
Фотографии членов рода Куковенко.
Куковенко Филипп Алексеевич.
Родился в 1901 г. В Гражданскую войну служил в дивизии комдива Гая. Участвовал в Варшавском походе 1920 г. под командованием Тухачевского, был ранен.
Фотография сделана в дни службы, скорее всего, уже после Варшавского похода
Куковенко Филипп Алексеевич (сидит слева). На обороте надпись: 1922 год. Дни службы.г. Речица
(город Речица находится в Белоруссии на границе с Украиной).
Младший брат Филиппа, Иван Алексеевич Куковенко (стоит слева), 1902 или 1903 года рождения. Фотография сделана в Петрограде, где он работал швейцаром в рестороне. .В памяти родственников не сохранилось сведений о том, кто сфотографирован рядом с Иваном.
О судьба Ивана рассказано в статье "Зеленая армия тыла".
Филипп Алексеевич Куковенко. 1953г.
Филипп Алексеевич Куковенко
Филипп Алексеевич Куковенко. 1970 г.
Куковенко Екатерина Борисовна (в девичестве Шарапова), 1902 года рождения, жена Филиппа Алексеевича. Брак заключен летом 1923 года.
Семья Филиппа Алексеевича. Фотография 1945-1947 гг.
Стоят (слева направо): Нина, Володя, Ирина.
Сидят: Виктор, Филипп Алексеевч, Екатерина Борисовна.
На фотографии нет Ивана и Люды, младшей дочери.
Можайская средняя школа №2. 8 "в" класс. Выпуск 1940 года.
Иван Куковенко стоит в первом ряду четвертый слева.
Иван Филиппович Куковенко - мой отец.
Владимир Филиппович Куковенко. Фотография сделана в 1951 году во время учебы в летном училище в г. Двинске (Даугавпилсе).
Владимир Филиппович с женой Ниной Алексевной (в девичестве Чекановой, из села Андреевского Можайского района).
Виктор Филиппович и Нина Филипповна Куковенко. Фото начала 1960-х годов.
Владимир Иванович Куковенко, внук Филиппа Алексеевича.
!964 год. После окончания 8-го класса.
!969 год. Сахалин, поселок Сокол, на фоне казармы, построенной еще японцами. До демобилизации два месяца. Рядом Бурунов Анатолий из Бурятии
!970 год. Работа, учеба, время больших надежд
1980 год. Любящая и верная жена, карьерный рост, уверенность в будущем - все было ...
Большей частью жители деревни Изубри крестились и венчались в Шиловской церкви. Помещаю справку о Шиловском православном приходе
Шилово - церковь и Шиловский православный приход Святых Апостолов Петра и Павла (1910)
Список селений, которые относились к приходу церкви
Блажкино, деревня
Бородино I, деревня
Бородино II, деревня
Вологино, деревня
Дашковичи, деревня
Дубровка, деревня
Дуньки, деревня
Зубаки, деревня
Избище, деревня
Изубри, деревня
Кеново, деревня
Клемятино, деревня
Козлы, деревня
Красное, деревня
Кузики, деревня
Макаровка, деревня
Моньки, фольварк
Морги, деревня
Новая Стрелка, деревня
Новосёлки, деревня
Пырьи, деревня
Сертея, деревня
Сетище, деревня
Ситовский Застенок, деревня
Ситовщина, деревня
Слобода, деревня
Старая Стрелка, деревня
Стародубовщина, деревня
Шилово, деревня
Жизнь как она есть
Воспоминания моей бабушки Екатерины Борисовны Куковенко
Мать моя Анисья Заичкина родилась в Зубаках. Мать говорила, что ее брат уехал в Америку..
Первый муж ее, Сидоренко, умер еще молодым. Ветром снесло крышу у пуни - пуня была новая – одни край у нее залобило, а другой нет, вот ветром и снесло крышу. Дождь и влил в сено. А уже жать начали, и мама жала, помочь некому было. Вот ее муж и вынес один пуню сена, переневолился и заболел. Поболел год и помер.
От него у мамы были сыновья: Петрок, по прозвищу Монгол*.
*Прозвище у Петра появилось после того, как он вернулся в деревню из Монголии, где советские специалисты вели строительство различных объектов. Там он работал плотником.
В других своих записях я встретил пометку, что этого брата звали Кипа (Никифор) Сидоренко (дядька Монгол).Возможно, бабушка что-то перепутала.
По воспоминаниям тети Нины, Петрок поехал в Монголию и работал там длительное время (с 1930 по 1940 г.г.). Там он и женился вторым браком на Лизе Полуниной из Бурятии. ( Я помню семейный фотографии с этой Лизой - в ее лице было много монгольского. Прим. В.К.) Там у них родилась дочь Галя и еще дочь и сын. После войны дядька Монгол переехал вслед за моим дедом в Старое Село, а оттуда уже в 50-51 г. уехал с семьей в Калинград. Там и умер после 1961 года.
Первой женой Петра была Зинаида (деревенское прозвище Зенька).на которой он женился до выезда в Монголию От этого брака у них был сын Никифор (Кипа). Как мне помнится, Кипа приезжал к деду и он был инвалид (ходил на деревянной ноге, что меня особенно поразило и испугало в детстве. Инвалидом он стал на войне (Прим.В.К)..
Зинаида вышла замуж за Устина Шарапова, и у них родился сын Виктор (он был моим крестным. Прим. В.К).
Второй сын - Михаил, умер от голода в 1932 г.
(Я помню, как бабушка рассказывала о том, как Михаил в голод иногда приходил к ней поесть. Но семья бабушки так же жила впроголодь, поэтому Михаилу особо помочь не могла. Прим.В.К.)
Второй муж мамы, Борис Шарапов. Вроде бы, он был моложе мамы. От него у мамы я да Устин.
Мой батька умер от того, что перебегся. Пошли мужики в поле за конями, а он и поспорил, что вперед коня прибежит в деревню. Легок был на ноги, молод. И прибежал, но перебегся – в тот же день и помер. Было маме всего лет тридцать.
После смерти отца жили очень плохо и бедно. В хате печь топилась по-черному, без трубы. У печи полати, койка у порога, да три койки в другой половине хаты. Полати над полом (пол – низкие полати). Вечером зажигали лычину (лучину).
Как картошки выкопают, а я мешки в руки и на поле. Дожди много картошки вымоют, вот ее я и собираю.
Однажды обокрали нас. Снег как с вечера повалил, и все валит и валит. Воры приехали из Дашковичей (близко от нас). Все выкрали, а как отъезжать стали, так и снег перестал.
А воры хитрые были: отъехали мало, коня выпрягли и все на себе и перетащили, и сани, чтоб со следа сбить. А след-то все равно ведет к ним! Так их и поймали.
А как подросли браты, стали работать, так хорошо зажили: и кони были, и коровы три, и овечки, и свиньи. Много все работали. Бывало на покосе браты накосят сено, а мы с мамой высушим его, дроги навьем сеном, а дроги высокие, широкие. Да еще влезешь и потопчешь сено. Едешь на дрогах и не чувствуешь усталости, все радуешься, что сена много на зиму накосили.
Говоря про работу, бабушка обычно добавляла: «лежа на печи богат не будешь!»
Тут она мне и сказку рассказала: «плохо жил один мужик, бедно. Решил он пойти свою долю искать. А его доля в лесу спала. Обрюзла вся от сна. Вырезал мужик прут и стал долю свою бить. Бьет и приговаривает: сама не живешь и мне не даешь!»
Рассказывает, а сама все смеется.
Дашковичи, Клемятино, Зубаки – на хуторах были. А хорошо на хуторах! И жниво, и покос – все тебе рядом. Большой у нас хутор был – 15 десятин, 6 десятин под лугом. Звали их Столыпинские хутора.
Зимой вили вожжи, гужи, путы. Из конопли плели пеньковые веревки. Пеньку обрезали и вымачивали. Лен рвали только руками. Стелили на полях, чтоб отошел от костры- стволок становился мяконький. Потом мяли на валах – лен изомнется и костра посыпется, потом трепали трепашками. Трепашка – глалкая дощечка с ручкой (бабушка показывает руками ее длину – около полуметра). Лен держали в левой руке и трепали до мягкости. Обирашка – доска с гвоздями, об нее били пук льна, чтоб волокна становились тоньше и шелковистей. Отрепье продавали жидам. Пряли, сновали, на станке ткали. Соберется девок много, прядут, песни пеют…
Ткали и сукно. Перед стрижкой овец мыли. Пряли нить тонко-тонко.
Мельницы в Шилове, Комызыреве*, в Чернышах, Любаичах**.
*Так бабушка называла село Казимирово. Впоследствии, общаясь со своими родственниками, я неоднократно слышал именно такое произношение названия этого села – Комызырево. Этот искаженный вариант стал даже более распространенным среди местных сельских жителей.
** Правильно – Любавичи.
Отпостились пилипповки, а там и коляды с Рождеством, мясоед. В конце мясоеда масленица. Масленицу гуляли дома. Ай, запрягут коней, начепят звонков, насодят девок и с песнями вокруг деревни катаются. Пеют, орут, колокольцы звенят.. Весело!
На Юрья ездили в Шилово. Ни Миколу – в Комызырево, на пасху ездили в Шиловскую церковь святить пасху.
На Ивана-купалу девки и мальцы всю ночь гуляют. Девки песни пеют, березы заплетают, а ночью идут в поле во ржи костер палить. А мальцы деревню загородят с обоих концов: и бервенья натаскают, и бороны…
Девки березу заплетают и пеют:
Пойдем, Иван, жито глядеть-
Чье жито ядренисто, чье жито колосисто.
А чье жито под болотом,
Не полото, не полото,
Заросло травицею-повилицею…
И еще пеют:
Что не сделал на Купало,
Все пропало, все пропало…
По вечерам иногда гадали по Моисеевой книге. Соберется в хате много народу, скатают восковую пульку и бросают на круги книги. Кому что выходило.
Еще я малой была, мужики поймали цыгана-конокрада - а они в лесу жили - и слегчили его.
О гражданской войне бабушка никогда не вспоминала. Видимо, гражданский хаос как-то незаметно обошел стороной Руднянский уезд, и здесь не произошло запоминающихся событий. Единственное, о чем она рассказала мне из того времени, так это о том, как махновцы проходили через село. На тачанках, с песнями, с развернутыми знаменами... Были у них и свои деньги, которыми они расплачивались с местным населением*.
*Уже в наши дни я стал искать подтверждение этим воспоминаниям и нашел следующие сводки ОГПУ за 1922 год.
Бандсводка, № 65, 19 мая.
7. В Могилевском у., по сведениям от 10 мая, появилась банда Махно неизвестной численности, банда разбилась на несколько отрядов и скрылась в неустановленном направлении. Махновская банда перешла на нашу территорию через румынскую границу.
...Смоленская губ. (Бандсводка, № 7, 11 ноября.)
7. По сведениям от 8 ноября, в Смоленском и Духовщинском у. отмечается появление зарубежной банды численностью в 100 человек. Банда совершает нападение на совработников. Главарем банды по слухам состоит Махно. На знамени его красуется лозунг "Да здравствуют партизанские отряды, гражданская свобода!" По тем же сведениям, к ним присоединился местный отряд численностью в 80 человек. Банда якобы имеет связь со Смоленском.
По этим сводкам видно, что махновцы довольно долго и успешно держались в западных районах, расширяя территорию своей деятельности. Такое вряд ли могло иметь место без активной поддержки местного населения.
К сожалению, бабушка не назвала год, когда махновцы заходили в их село. Не исключено, что таких посещений могло быть несколько.
С Пилипом (Пилипом она называла своего мужа, моего деда, Филиппа Алексеевича) познакомилась году в 22-ом на гуляньях на хуторе у Рипоненок. Расписывалась с ним в волости в Любаичах в феврале 1924 года, уже после рождения Ирины (родилась на пасху 1923 года). Свадьба была на Троицу, в июне.
Дед на свадьбе был в розовой ситцевой рубахе и военных штанах. Как держали в руках свечи, так я все смотрела, чья свеча быстрей загаснет. Дедова загасла раньше, так оно и случилось, что он ранее помер.
Сеструшки (сестры мужа): Домна, Полька, Лиза, Марфа, Марья, Ульяна, Матрена.
(По воспоминанием моей тети Нины, у деда не было сестры Домны. Сестра с таким именем была у нашего родственника Ивана Константиновича. Прим. В.К.)
Пилипов дядька Осип – учитель. Другой дядька – Павлюк. У Осипа дочь Репина.
Рассказывала бабушка и о том, как дядька Осип (Иосиф) колдуна победил.
В одном селе около Изубрей жил мужик, которого все считали колдуном и которого боялись. Однажды в этом селе играли свадьбу, а колдуна не позвали. Вот под вечер в эту хату и заходит колдун. Веселье сразу остановилось. Колдун идет к столу – все молча расступаются перед ним – и говорит:
-Кто не боится со мной выпить?
Все молчат, а Осип возьми да и скажи:
-Я не боюсь.
Колдун наливает стакан себе и стакан Осипу и говорит:
-Ну, давай выпьем.
А Осип смотрит ему прямо в глаза и передвигает стаканы – свой подвинул колдуну, а его стакан взял себе и говорит:
-Вот сейчас можно и выпить.
Колдун усмехнулся на это:
-Ты сильней меня.
С этим и ушел со свадьбы.
Бабушка рассказывала много таких наивных историй. Мало что запомнилось от этих рассказов. Может быть, и эту историю не стоило бы вспоминать, но почувствовался мне в ней некий привкус времени. Времени наивного, бедного событиями, когда незначительные происшествия становились чем-то большим и значимым в глазах их участников и надолго запоминались. То было время почти патриархальной простоты. И оно уже полностью исчезло из нашей памяти…
Было в Изубрях 110 дворов. Около Изубри деревни: Любаичи, Рудня, Морги, Кеново, Шилово, Дуровщина, Бородино. В Лезно, город в 40 верстах от Изубрей, дед возил продавать поросят. Продал по 50 рублей за поросенка, на деньги купил хлеба.
За крапивой для поросят ходили в лес. Всю жизнь жили около леса и леса не боялись.
Сеяли овес, пшеницу, рожь, лен, картошку сажали. Дед после революции имел всего 12 десятин земли.
Ездили в Блажкинские луга после Покрова сено косить. Все чужие нескошенные луга после Покрова можно было косить. Однажды аж метель вьюжила, дед все косит и косит отаву, а я все гребу. Потом мы это сено ворошили и снег выбивали. Приехали домой и как завалились обои спать. Так наработались, что и есть не хотим, хотим спать.
***
-Любила я жать. Так мне ловко было – за два раза сноп нажинала.
Показывает мне указательный палец на левой руке:
-Это я серпом порезала еще в девках.
На самом кончике пальца заметный шрам.
-Мы с Палашкой за день клетку сжинали. Нейкая клетка у них была, дня на два жать. А мы с Палашкой ее за день сжали. Я такой жнеи, как Палашка больше не видала.
***
Крестьянский тяжелый труд воспринимался ею как нечто естественное и обыденное, о чем не стоит особо и говорить. Однажды она упомянула мне, что дед Филипп заболел в 28 или 29 году. И рассказала, как это случилось.
Филипп был единственным мужиком в доме, поэтому он и был главным работником (его отец Алексей был к этому времени уже в преклонных годах). Начался сенокос, Филипп был занят другим делом, поэтому припоздал на несколько дней с косьбой. Когда вышел на луг, то стал наверстывать упущенное и за день скосил десятину (больше гектара).
Я воспитывался у деда, поэтому знаю, что такое косьба. Когда мне было лет восемь, дед купил литовку маленького размера (наверное, номер шесть), наладил ее и стал меня учить косить. В первый же день я сильно порезал палец на правой руке при заточке косы... Потом были и другие порезы, но к 15-16 годам я уже косил хорошо. Правда, сил было еще маловато тягаться со взрослыми и косить литовкой номер 12. Лишь лет в 18 дед признал за мной право называться косарем.
Косьба- это очень красивый, но очень изнурительный крестьянский труд. До сих пор помню, как дед с младшим своим сыном Виктором косили сено. Солнце еще не всходило, как выходили на покос. Трава сизая от росы, только-только начинают щебетать птицы. Деду было уже лет шестьдесят, а то и больше, но он был еще крепок, мускулист и сух телом. Он становился первым и закашивал первый ряд. Виктор двигался следом. Спины мокрые, плечи развернуты, красивые торсы, косы равномерно ходят в руках, звенят полотнища, трава ложится в густые ровные ряды. .. Красиво! И траву срезают низко-низко, под самые корешки- пожалуй, сейчас и с помощью газонокосилки так не срезать. И так косят часами, пока под солнцем не уйдет утренняя роса. Потом отдых и обед под деревьями, в тени. После обеда дед вновь отбивал косы и начиналась вечерняя косьба.. Косили босиком. И дед меня приучил косить босиком.
В детстве меня особенно поражала ширина прокоса и у деда, и у Виктора, - метра два, если не больше.И главное, я не чувствовал особых их усилий - косили свободно, легко, с каким-то ощутимым удовольствием. Когда я стал уже кое-что понимать в косьбе, то осознал, как много сил и выносливости надо на такие прокосы. И какое нужно дыхание чтобы косить несколько часов подряд..
В семье деда женщины не косили. Не допускал дед их до этого занятия - видимо, все же берег от такой тяжелой работы. И до сих пор, когда я встречаю в фильмах сцены, где крепкие крестьянки лихо, но очень неумело косят, то как-то не верю в естественность подобных сцен.Не женская это работа.
Зная этот труд, я понимаю, что такое скосить гектар луга за день. Это просто немыслимое трудовое напряжение. Неудивительно, что дед заболел после этого - он переневолился, как говорила бабушка. Но быстро отлежался и вновь продолжал свой великий крестьянский труд.
***
Наступили страшные и голодные 30-е годы. Дед с Никитой (большие друзья) зарезали телят, отвезли в Москву и там продали. На вырученные деньги купили в Минске по 6 пудов хлеба. Когда дед приехал с хлебом, Иван (мой отец), еще маленький был, сказал:
-Ну вот, теперь мы не помрем с голоду.
В тот же год дед, удачно продав поросят, купил себе костюм, единственный в деревне.
На следующий год, который так же был неурожайным, дед уехал в Сибирь. В Тайшете он работал на заводе по изготовлению шпал. Я до сих пор помню его рассказы о тяжелой работе на этом заводе. В шпалах, прежде чем пропитать их креозотом, насверливали отверстия ручными сверлами, потом загружали в емкости с креозотом, а после выдержки вытаскивали их оттуда огромными железными захватами.
Из Тайшета дед присылал посылки с зерном. Однажды прислал в ящике 9 пудов ржи и пшеницы. На ящик привязал стул, чтобы думали, что пересылаются малоценные вещи. Такая предосторожность не была излишней, так как в голодной стране часто похищали продуктовые грузы.
Тайшет я до сих пор представляю по своим детским впечатлениям от рассказов деда: далекий город в Сибири, заваленный снегом, окруженный заиндевелыми от мороза лесами, полный хлеба и тяжелого труда. В тайге скрываются мрачные и загадочные чалдоны...
***
Перед войной, в 38-39 году, дед перевез семью из Стрелок в Можайский район в Старое Село (около Борисова). Здесь и встретили войну. Деда забрали в армию, и он ушел с отступающими войсками.Служил в нестроевых частях под Москвой на артиллерийских складах, где день и ночь приходилось разгружать эшелоны с бреприпасами и загружать другие, которые отправлялись на фронт. Работали до изнеможения.
Вскоре в Старое Село пришли немцы. В избе бабашки стоял взвод, шесть или семь немцев. Как вспоминал мой отец, старший у них был членом национал-социалистической партии Германии, до войны был рабочим.
Отец учился хорошо, и немецкий язык знал неплохо. Поэтому вполне сносно объяснялся с немцами. Володю они звали Вольдемар. Однажды отца поразило то, что немцы пустые онсервные банки не выбрасывали, а собирали в ящик и потом относили в машину. Когда он спросил, зачем они так делают, то то старший объяснил, что консервные банки отправляются в Германию на переработку. Запомнилось ему и то, что немцы очень тонко резали хлеб и накладывали сверху очень толстый слой масла. Совсем не так, как делают в России.
Бабушка ходила в Можайск искать деда. Осенью 41 года большое количество советских военнопленных находилось в Новоникольском соборе, и многие женщины из окрестностей города приходили туда в надежде найти своих близких.
Она очень болела зимой 41-42 г. Немцы гоняли тогда женщин и подростков очищать от снега дороги, где она сильно простудилась.
В январе 42 года, когда началось отступление немцев, Из Борисово через Старое Село проходили финны и увели со двора корову. Спустя некоторое время пришел старший немец, стоявший у них в доме, и увидел ее плачущей. Иван объяснил ему, что увели корову. Как вскочит он, как бросится к машине! Догнал финнов и отнял у них корову. Потом привязал ее за рога к машине и так привел обратно. Корова и спасла всю семью в последующие голодные месяцы.
Немцы уходили страшно. Обычно они деревню сторожили по ночам. Всю ночь ходили, не спали. Ночи морозные в то время были. В хату иногда заходили погреться, и все так тихо-тихо ходят, даже не слышно. Чтоб своих не потревожить. Мы даже хату не запирали.
А однажды ночью как заскочит немец в хату, как закричит страшно так - штейн!
Боже ж мой, как они соскочут все, собрались быстро и выскочили все на улицу. И мы за ними – страшно ведь, а как запалят? Они часто палили деревни. Только Власово не спалили, Андреевское, Старое Село, Пеньгово, а остальные деревни вокруг все попалили. Снеги в ту пору стояли высокие, морозы сильные… чтоб делали мы, если бы и нас спалили?
(По воспоминаниям Иры, старшей дочери бабушки, в их доме немцы останавливались дважды. Первый раз при занятии села. Когда началось отступление, этот взвод ушел. У Иры осталось в памяти, что одного из немцев звали Карл Реес (или Реис).
Бабушка очень боялась, что немцы спалят дом, поэтому укрылась с детьми в погребе. В доме осталась старшая дочь, Ира. В эту же ночь в дом стали стучать немцы. Ира крикнула в окно "Гляйх! Гляйх!" -сейчас!сейчас! - и побежала открывать двери. Немцы осветили ее фонариками, спросили, кто в доме, и лишь после этого вошли. Вместе с военныеми в дом вошел очень важного вида человек в штатском. Остальные, как показалось Ире, подчинялись ему. Когда немцы вошли в дом, Ира залезла на печь и затихла там. Через некоторое время подошел переводчик и попросил:
-Девочка, подойди к нам.
Она спустилась с печи. Человек в штатском сидел за столом, на котором была развернута карта.. Ире запомнилось, что он был в добротном гражданском костюме. Он через переводчика долго расспрашивал Иру о соседних деревнях, о селе Андреевском, которое располагалось на другом берегу реки Протвы, о церкви в Андреевском и о том, что там хранится? Ира им сказала, что сейчас там хранится солома. Почему-то их очень интересовала эта цекрковь и они долго беседовали между собой, часто повторяя слово "кирхен". Переводчик говорил о том, что советские войска находятся уже у Власова и очень опасался их внезапного нападения.
На ночь немцы натаскали себе сена из сарая и расположились спать в большой половине дома. Форточек в окнах не было, поэтому они разбили одно небольшое стекло, чтобы было не так душно. Но на следующий день один из немцев нашел где-то стекло и вставил его взамен разбитого.
Бабушка дала им крынку молока. Как считала Ира, это и послужило причиной того, что они через несколько дней не дали угнать корову.Человеческая благодарность проявлялась даже среди зверств войны..
.Немец, который вернул корову, увидев, что мама плачет, пытался объяснить ей, что корову вернули.
Он повторял:
-Матка! Матка!..
Потом приставлял к голове пальцы, изображая рога, мычал:
-Му-у-у-у-у....
И все указывал рукой в сторону сарая.
(По записям 2013 года)
У меня записаны и более ранние воспоминания тети Иры об этом случае, которые я сделал в 2004 году.
Тогда она рассказывала обо всем этом несколько иначе. Впрочем, собирая устные рассказы своих родственников, я привык к тому, что эти рассказы каждый раз немного отличаются от предыдущих. Человеческая память весьма избирательна, и иногда какое-то слово, какой-то намек способен пробудить очень яркие воспоминания. Важны для воспоминаний и ассоциативные ряды, которые неожиданно выстраиваются под влияние иногда самых незначительных факторов - фотографии, имени, определенной обстановки, теплых родственных отношений... И самое главное - рассказчик должен чувствовать живой интерес слушателя!. Когда всего этого нет, то воспоминания получаются тусклыми и неинтересными.
Тетя Ира рассказала мне следующее.
Старiшего во втором взводом, который стоял у них в доме, звали Август. В тот день к ним в дом пришла соседская девочка со своей младшей сестрой , поэтому в доме было много детей. Ира видела из окна, как во двор заскочили немцы из проходя\щей через деревню воинской колонныи и стали выводить корову из сарая. Август бросился к ним, стал им что-то объяснять и чуть ли не дрался с ними. Потом Август все же завел корову в сарай, а сам с одним из немцев (из тех, кто собирался уводить корову) зашел в дом. Этот немец посмотрел на детей, сидевших в хате - а их было человек семь- восемь- и молча вышел.
Видимо, души этих простых немецких солдат не очерствели за годы войны от вида беспрерывного человеческого горя, и там нашлось место состраданию к беззащитной русской семье. И через семьдесят с лишним лет их человеческий поступок не забыт...
Нине, второй дочери бабушки, в 1941 году было всего семь лет. Она мало что запомнила от этого времи. Осталось в памяти как она с младшим братом Виктором заходили к немцам на их половину и любовались какими-то красивыми коробочками. Возможно, это были упаковки от подарков или от сигарет. Один из немцев - он хромал после ранения - постоянно их прогонял. Но другой, которого звали Отто, к детям относился хорошо и даже отдавал им эти коробочки. Они выбирали время, когда хромой отсутствовал а Отто был в хате и только тогда заходили к немцам )
***
После ухода немцев только своим трудом бабушка и вытянула всю семью из шести детей. Весной началось восстановление колхоза, техники и лошадей не было, и бедные русские бабы, как ломовые лошади, впряглись в привычный, но слишком непосильный - без мужиков-то! - крестьянский труд. Пахали на коровах, а осенью, как и встарь рожь жали серпами. И так несколько военных лет. Легче стало лишь к 44 году. Этот год бабушка вспоминала даже с каким-то удовольствием:
- В войну я 23 сотки сжинала в день. Осенью получила четыре тонны зерна. За 12 пудов ржи сшили костюм для Володьки у Ивана портного. За 6000 рублей сшил он костюм для Ивана и доху для Иры.
Кажется, в этом же году она купила и новую корову. Как она рассказывала, перед поездкой на рынок помолилась Богу, чтобы он помог ей выбрать удоистую да здоровую корову. Он и помог. Ночью ей приснилась ее корова. А днем она увидела ее на рынке, сторговалась – кажется, за сто пудов ржи – и купила ее. Корова и в самом деле оказалась кормилицей семьи.
И глядя на нее – сухонькую, маленькую, мне с трудом верилось, что она одна, без мужа, не только спасла семью в тяжелейшее военное время, но и достигла крестьянского достатка для своих детей. Да это подвиг, который я оценил лишь спустя много-много лет. Эти худенькие плечи вынесли такую тяжесть, что впору и мужику сломаться. А она справилась.
Была бабушка небольшого роста, худенькая, с густыми темными волосами и синими, василькового цвета, глазами. Седеть она стала, как я помню, лет в семьдесят. Руки у нее были небольшие, но изуродованные работой. Читать и писать она так и не научилась. Но обладала хорошей памятью и здравомыслием. Говорила она особым языком, в котором - как я понимаю сейчас - было много полонизмов и белоруссизмов. Она употребляла, подобно полякам, вопросительную частицу "чи", но в смягченном варианте -"ти": "Ти будешь, Вовка, молоко пить, ти не?". Во многих словах ее слышось белорусское смягченное "в" : унук, устреча, уперед. Маленькую печку она называла "грубка". Я долго не мог понять, откуда это слово, пока не встретил его в историческом польском романе -там оно обозначало маленькую печку для обогрева комнат. Ушат, или низкую кадушку, она называла "цебор".Я до сих пор не знаю, откуда это слово Цыплят она упорно называла "писклята".
В отличии от нее дед как-то быстро обрусел, и говор его вполне был московским. За исключением некоторых слов из крестьянского обихода. Так например, скошенный луг он называл "пожня", а сарай для сена -"пуня".
Умерла бабушка 1-го января 1976 года и похоронена рядом с дедом на небольшом кладбище в лесу около платформы Полушкино (Белорусское напрвление). Там же я похоронил и своего отца,
Низко кланяюсь тебе, бабушка, за твою тяжелую жизнь, за изнурительный и святой крестьянский труд, который начался с детства и закончился с твоей смертью!
***
Куковенко Иван Константинович
Обращает на себя внимание Орден Красной Звезды на груди у Ивана Константиновича. Это боевая награда была учреждёна для награждения за большие заслуги в деле обороны Союза ССР как в военное, так и в мирное время, и в обеспечении государственной безопасности.
Справа на фото - Куковенко Иван Константинович. Кто слева - неизвестно, но он так же является кавалером ордена Красной Звезды.
Послужной список Ивана Константиновича:
КУКОВЕНКО Иван Константинович 1918 г р. Смоленская обл., Руднянский р-н
Призван в 1939 г Московский РВК, Ленинградская обл., г. Ленинград, Московский
р-н ст. техник-лейтенант.Начальник отдела полевого фронтового арт.склада
боеприпасов 1495. Орден Красной звезды медаль за оборону ленинграда
У моего прапрадеда Лаврентия было три сына. Один из них, Павел, приходился дедом Ивану Константиновичу.
Об этой линии нашей фамилии у меня нет никаких сведений.
***
Немецкая поздравительная открытка времен войны, сохранившаяся у моих родственников.
***
Комдив Гай.
В его дивизии мой дед участвовал в походе на Варшаву. Гай запомнился ему скачущим перед строем красноармейцев на белом коне, с поднятой шашкой, кричащим приветствие эскадронам. На солнце блестит клинок и сплошь золотые зубы комдива...
Расстрелян 11 декабря 1937 года.
***
Примечание Владимира Куковенко
На этот материал откликнулся Виктор Владимирович Акуленков. Семья Акуленковых жила в Изубрях и была в родстве с Куковенко. Причем, взаимные браки заключались несколько раз. Моя двоюродная бабушка Матрена вышла замуж за Игната Акуленкова. О другом браке рассказано в письме.
Виктор Владимирович затронул очень интересную тему - партизанского движения 1941-1945 гг. Материалов по партизанам из Изубрей у меня нет. но надеюсь с помощью родственников восполнить эту страницу семейной истории.
Помещаю из этой переписки два письма:
Комментарии