В этом году исполнилось 155 лет со дня рождения Антона Павловича Чехова.

Анто́н Па́влович Че́хов (17 (29 н.с.) января 1860, Таганрог, Екатеринславская губерния (теперь Ростовская область) — 2 (15н.с.) июля 1904, Баденвайлер) — русский писатель, общепризнанный классик мировой литературы. По профессии врач. Почётный академик  Императорской Академии наук по Разряду изящной словесности (1900-1902). Один из самых известных драматургов мира. Его произведения переведены более чем на 100 языков. Его пьесы, в особенности «Чайка», «Три сестры» и «Вишневый сад», на протяжении более 100 лет ставятся во многих театрах мира.

За 25 лет творчества Чехов создал около 900 различных произведений (коротких юмористических рассказов, серьёзных повестей, пьес), многие из которых стали классикой мировой литературы. Особенное внимание обратили на себя «Степь », «Скучная история», «Дуэль», «Палата №:», «Рассказ нетзвестного человека», «Мужики» (1897), «Человек в футляре» (1898), «В овраге», «Детвора», «Драма на охоте»; из пьес: «Иванов», «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишневый сад».

         ***

Предлагаем вниманию читателей критический анализ одного из самых замечательных по форме и одного из самых загадочных по содержанию рассказов писателя  "Студент".

Духовные искания Чехова на примере рассказа   "Студент"

«Студент» — один из самых коротких, но и наиболее совершенных по форме чеховских рассказов. Как это часто встречается у Чехова, четкой сюжетной линии здесь,  практически, нет. Критик Шестов  в опубликованной в 1908 году критической статье очень метко назвал эту авторскую способность  «Творчество из ничего». Но таков талант Чехова, что читатель не замечает осутствия сюжета, попадая во власть  тех настроений, которые внушает ему автор своими картинами. И в душе остается ощущения чего-то необыкновенного , грустного и радостного одновременно.

Содержание рассказа довольно  просто. Иван Великопольский, студент духовной академии, вечером в страстную пятницу после дня, проведенного в лесу,  возвращается домой. Несколькими короткими, но необыкновенно сочными фразами Чехов передает ощущение и от весеннего леса, и от охоты.

Сгущаются  сумерки. Внезапно подул холодный ветер, вернувший зимний холод. Иван  чувствует мучительный голод, воспоминает об убогой родительской избе — все это вызывает в нем ощущение безнадежности, которое распространяется на весь мир и многие века: «…точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре <…> точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета, — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше».

По дороге студент видит свет костра, подходит к нему. У костра он встречает  двух вдов, мать и дочь, которые, видимо, работали на своих огородах, располагающихся вдали от села и задержались здесь. Иван греется у костра и неожиданно под влиянием обстановки начинает рассказывать вдовам  евангельскую историю: в такую же холодную, страшную ночь вели на суд к первосвященнику Иисуса, а во дворе ждал и вот так же грелся у костра апостол Петр, любивший своего учителя. Потом Петр  трижды в страхе отрекся от Христа, а потом, поняв, какой грех он сотворил,, пошел со двора и горько-горько заплакал от своего бессилия.

Слушая этот рассказ, одна из женщин тоже заплакала, а у другой на лице появилось выражение сильной сдерживаемой боли.

Иван, согревшись, пошел дальше в потемках под знобящим ветром, думая о том, что событие, происходившее девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему: к этим женщинам, к этой бедной деревне, к нему самому, ко всем людям. «Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.

А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только 22 года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла».

Со дня своего появления в печати этот маленький и бессюжетный рассказ вызвал и до сих пор вызывает повышенное внимание критиков. Появилось огромное количество статей, в которых пытаются дать анализ содержания, анализ героев, найти нечто новое в творчестве Чехова. И, удивительное дело! мнения критиков, порой, расходятся диаметрально. Кратко перечислю наиболее распространеные точки зрения на это произведение:

1. Рассказ есть подтверждение глубокой  религиозности Чехова.

2. Рассказ - проповедь христианства в его понимании Чеховым.

3. Подтверждение того, что Чехов обрел мировоззренческий оптимиз (в отличии от своих прежних рассказов)

4.Обыкновенный пасхальный рассказ, в котором мало реальной жизни.

5. Духовный манифест Чехова.

6. Рассказ Чехова о своем духовном перерождении.

7. Рассказ не о студенте, а о вдовах, которые являются главными героинями рассказа.

8. Полемика (или же полное согласие)  с некоторыми  идеями  из "Войны и мира" Толстого.

Попробуем разобраться в этих противоречивых выводах.

Рассказ не может быть подтверждением религиозности Чехова по нескольким причинам.

 Иван Великопольский, студент духовной семинарии, проявляет крайнюю степень равнодушия к религии. В пятницу, согласно евангельским рассказам, Христос  был арестован, подвергся допросу и бичеванию, потом он нес свой крест по улицам Иерусалима, был распят и в тот же день  вечером умер.

По традиции во всех православных храмах в течении этого дня идут службы, сменяясь одна другой. Если  Иван Великопольский истинный и убежденный христианин, то он обязан  присутствовать на этих службах. Он же ушел на охоту. Если это не откровенное пренебрежение обрядовой строной религии, то довольно откровенное равнодушие к ней. И Чехов это сознательно  подчеркивает.

Сам Чехов не был религиозным человеком, хотя это стремятся доказать некоторые его почитатели. В своих письмах он довольно откровенно говорил о своем равнодушии к религии.

Русский религиозный философ Н.О. Лосский о Чехове сказал так:  «Чехов, бывший в детстве религиозным мальчиком, утратил религию и заменил ее наивною верою в прогресс» . Некоторые литературоведы пишут о «теплохладности» Чехова.  Да и все его рассказы  свидетельствуют об отсутствии религиозности:  в них много женщин, много измен, много случайных связей, что едва ли совместимо с моралью истинного христианина. Его герои постоянно ищут некую вселенскую правду, которая вряд ли тождественна правде во Христе.

 Рассказ не является проповедью христианства. Для проповеди выбран слишком  драматический и слишком неоднозначный эпизод из евангелий - отречение любимого ученика Христа от своего учителя. Трудно согласиться с тем, что  рассказ о предательстве способен воспламенить души верующих. Получается какое-то ощутимое несоответствие: Иван рассказывает не о страданиях Христа в эту ночь, а о том, как его предали. К тому же, у читателя и слушателей появляется сочувствие к предателю!  Да, Петр расскаялся и  горько-горько плакал. Но, как кажется, это расскаяние всего лишь подтверждение его откровенной духовной слабости. А слабость не может стать тем фундаментом, на котором  вырастет вера.

 Обрел ли в 1894 году Чехов мировоззренческий оптимизм и выразил ли он его в своем рассказе?

Ни одна деталь в рассказе  не указывает на это. Оптимизм, а точнее, "невыразимо сладкое ожидание счастья" ощутил не автор, а Иван Великопольский. Но, вдумаемся, на чем же основано  это внезапно возникшее сладкое ожидание счастья? На том, что он был на охоте? На том, что он рассказал об отступничестве Петра? На том, что увидел слезы на глазах Василисы?..

Но все это вряд ли может вызвать некую душевную эйфорию. Возможно, что его порадовало и взволновало то, с каким напряжением слушали вдовы его рассказ? И здесь он, похоже, увидел действие своей проповеди на их измученные жизнью души...

Но нет, сам Иван понимал, что они переживают не о событиях, которые произошли девятнадцать веков назад, а о чем-то своем. Возможно, о том, что и они были кем-то преданы, и о от них кто-то отрекся,  и тем самым обрек их на одиночество и нищету. Правда и красота, которые априори открылись Ивану,  не имеют никаких связей с прошедшим днем. И их появление   есть своего рода загадка. Его внезапное восторженное состояние души  можно объяснить лишь его молодостью, здоровьем и силой - и это автор подчеркивает.

Но это и не духовный манифест автора. В нем нет главного для манифеста  - той идеи, которая открылась автору, и к которой он мог идти сам и звать своего читателя. Заявленные им правда и красота слишком абстрактны и понятия о них слишком расплывчаты, чтобы служить неким духовным ориентиром.

Вспомним арзамасский ужас, который полностью переродил Толстого и заставил его иначе относиться к   жизни. У героя Чехова нет такого сильного потрясения. Изменилось лишь  настроение Ивана, но не его мироощущение.

Стоит обратить внимание  на схожесть  в рассказе последнего эпизода  с одной из  сцен     романа "Война и мир".  Это описание беседы Пьера Безухова и Андрея Болконского на пароме во время переправы через реку.  В романе, так же как и рассказе, разговор происходит холодным весенним вечером. После этого разговора князь Андрей, хотя и не испытывает некую эйфорию, подобно Ивану, но все же чувствует душевный подъем и желание жить. В рассказе Чехова почти дословно повторяются и некоторые фразы.

Но для чего нужно было Чехову эта литературная аллюзия, и что он хотел сказать этой отсылкой читателя к текстам Толстого? Согласие с Толстым, или нечто противоположенное?

Ответов может быть два.

Первое. Надо помнить, что Пьер Безухов только что вступил в масонскую ложу. Помог ему в этом знаменитый русский  мартинист Осип Алексеевич Поздеев (в романе он назван Баздеевым). С горячим пылом неофита Пьер уговаривает князя Андрея вступить в их братство и в духовных исканиях обрести смысл жизни. Возможно, что во времена Александра I  вера в чистоту нравственных исканий масонов  была искренней, но в конце века  произошли события, которые открыли истинное лицо масонов. Папа Лев XIII, один из самых энергичных понтификов, в 1884 году обнародовал  энциклику "Род людской", в которой назвал масонство "синагогой сатаны" и призвал всех христиан бороться с этим мировым злом. Спустя несколько лет папа объявил крестовый поход  против масонов. В это же время вышло много разоблачительных материалов о тайной деятельности масонов по разрушению государственного устройства, нравственности и христианства.

Несомненно, в России  об этой антимасонской деятельности знали. Об этом свидетельствует то, что Нилус в эти же годы опубликовал  "Протоколы сионских мудрецов". Все это привело к тому, что отношение к масонам резко поменялось. В свете новых разоблачений они предстали не скромными искателями "манны небесной", а зловещими служителями зла. Поэтому масон Пьер, духовно наставляющий князя Андрея,  в новых исторических условиях выглядел несколько двусмысленно (мягко говоря). И Чеховские повторы сцены на пароме надо понимать как авторскую иронию по отношению к взглядам Толстого на масонов. Или как пример того, что и без наставления масонов человек может найти свою внутреннюю правду и красоту.

Второе. Среди пяти писем, написанных Чеховым   в Ялте 27 марта 1894 года, одно представляет особый интерес. В нем писатель говорил о влиянии, какое имело на него в недавние годы философское учение Льва Толстого. «…Толстовская философия, — признавался он, — сильно трогала меня, владела мною лет 6—7 <...> Теперь же во мне что-то протестует <...> Толстой уже уплыл, его в душе моей нет, и он вышел из меня, сказав: се оставляю дом ваш пуст»

Поскольку эти настроения появились у Чехова в то же самое время, когда он писал свой рассказ,  мы вправе предположить, что  "Студент" - это  отрицание  философии Толстого. Спустя два года, в 1896 году, Чехов напишет повесть "Моя жизнь", в которой еще раз вернется к философии Толстого и на примере героя повести Мисаила Полознева покажет всю бесполезность опрощения и ненужность (и даже  смехотворность!) всех попыток интеллигенции жить физическим трудом. Но  не совсем ясно, что же отрицает Чехов в рассказе "Студент": духовные искания Толстого? его  стремление  к некой  вселенской правде? его поиски Христа?   Или, все же, нечто иное?

Можно сделать предположение, что здесь Чехов выразил свои сомнения по поводу того, что на основе  евангелия можно создать общество  взаимной любви и счастья. Безусловно, учение можно создать, и следуя этому  учению попытаться   простить и  искренне полюбить апостола Петра, отрекшегося по слабости от Христа. Но получится ли это в реальной жизни? Слезы вдовы Василисы, которая плакала о своей горькой судьбе, говорят, скорее, о том, что Чехов в этом не уверен.

Критики уже обращали внимание на то, что в рассказе трижды повторяется словосочетание ему казалось, причем, оно последовательно повторяется во всех  трех эпизодах,  которые композиционно составляют сюжет рассказа.  

В первом эпизоде эти слова предваряют  представление о мире,  как о мрачной пустыне: «Ему казалось, что этот внезапно наступивший холод нарушил во всем порядок и согласие, что самой природе жутко…»

Во втором эпизоде это представление о мире, где все взаимосвязано, «ужасы» с «радостью», «прошлое» с «настоящим»: «ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи…».

В третьем - это представление о мире, в котором правда и красота «всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле»: «и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла».

Но словосочетание  ему казалось   не только откровенно указывает на субъективность ощущений Ивана, но и полностью их отрицает. Другими словами, Иван Великопольский находится в состоянии иллюзии под влиянием холода, своего рассказа, своих воспоминаний о вдовах,  а настоящий мир и бытие иное. Следовательно, сам автор  утверждает, что  мир - это не мрачная пустыня, в которой лишь лютая бедность, голод, дырявые соломенные крыши, невежество, тоска.

Иллюзией являются и  ощущение  того, что прошлое связано с настоящим непрерывною цепью событий.

Так же иллюзорны  представление Ивана  о  восхитительной , чудесной и полной высокого смысла. жизни.

Возможно,  к иллюзиям надо отнести и учение Толстого, с его попыткой  создать свое евангелие и построить общество взаимной любви.

Так что же остается в рассказе реального?

Остается лишь правда и красота, основные категории нравственной позиции самого Чехова. Только они, вовсе не очерченные, а лишь заявленные автором,  имеют непреходящую ценность. Все прочее – одни иллюзии и заблуждение ума. Поискам  этой правды и этой красоты - пусть безрезультатным, но таким мучительно-красивым! - посвящено  все творчество Чехова.

Сам он свое учение никогда не высказывал в конкретной форме, но некоторые  суждения о нем все же можно сделать.  Прежде всего, правда и красота являются некоторыми качествами души человека. Качествами, не зависящими ни от воспитания, ни от религиозного вероисповедания, ни от законов общества. Правда и красота, которые изначально живут в человеке.

В своей  трансцендентальной философии  Кант, обращаясь к эстетическому,   выдвигает следующий  тезис:   эстетическое есть средний  член между истиной и добром. Таким образом, он сближает понятие красоты и  истины.

Но истина – это та же правда русских писателей XIX века. Причем, эта правда всегда моральна, всегда этична,  и ее можно понимать как кантовское добро. А отсюда остается сделать всего лишь один шаг, и мы приходим к другому  философскому понятию  Канта – к его   категорическому  императиву.

Обратим внимание и на то, что правда у Чехова никак не связана с религией. И тот же подход  обнаруживается и у Канта. В своем сочинении «Религия в пределах только разума», касаясь вопроса об отношении религии  и морали, он  пишет:

"Мораль, поскольку она основана на понятии о человеке как существе свободном, но именно поэтому и связывающем себя безусловными законами посредством своего разума, не нуждается ни в идее о другом существе над ним, чтобы познать свой долг, ни в других мотивах, кроме самого закона, чтобы этот долг исполнить. ...ведь то, что возникает не из него самого и его свободы, не может заменить ему отсутствия моральности. Следовательно, для себя самой мораль отнюдь не нуждается в религии; благодаря чистому практическому разуму она довлеет сама себе".

Другими словами, возможна мораль (правда и красота) и вне религии, и вне государственных законов. И к этой  морали  Чехов зовет нас во всех своих произведениях.

Я не могу сказать, пришел ли Чехов самостоятельно к этим выводам, или же он был поклонником философии Канта и исповедовал  его идеи, но  духовная близость, безусловно, между ними есть. Поэтому рассказ «Студент» можно рассматривать как декларацию  нравственного императива Чехова.

Примечательно, что в это же время (совпадает не только месяц, но и календарные дни), когда Чехов писал своего «Студента», Лев Николаевич сделал первые черновые варианты своего «Катехизиса», который впоследствии получил название   «Христианское учение». В нем он изложил свое понимание нравственности и способы его достижения. И у Толстого так же присутствуют кантовские  мотивы – это твердая вера во всесильность разума:  «чтобы быть свободным от обманов веры, человеку надо понимать и помнить, что у него нет и не может быть никакого другого, кроме разума, орудия познания». И нравственность учения Толстого так же  вытекает из разума.

Почти то же самое утверждает и Чехов, но утверждает мягко, через героев своих произведений, которые мучаются, мечтают и ищут некую гармонию жизни.